Книга Только не|мы, страница 46 – Игорь Толич

— Боишься опростоволоситься — так и скажи, — брякнул Александр Маркусу.

Тот моментально вскипел.

Но Андрис сумел потушить пожар:

— Нужна огромная сила, чтобы признать своё несовершенство. Маркус совершенно верно понимает свою невозможность сейчас делиться мастерством с другими. Но я всё же надеюсь, что однажды ты переосмыслишь и это.

— Всё может быть, — смутился Маркус.

Он налил себе ещё пунша, поухаживал за Софией.

Разговор тем временем перешёл к новой теме. Обсуждались уже более приземлённые вещи: говорили о российском эмбарго, которое больно ударило по экономическому положению многих европейских производителей.

Дабы не участвовать в бесполезном споре, я ненадолго ушла на балкон, чтобы выкурить сигарету.

К сожалению или к счастью, мне нечего было добавить к тем новостям, которые и так все знали из выпусков вестей: ещё год назад поползли слухи о запретах, к которым никто не отнёсся всерьёз, но с августа этого года соответствующий указ был действительно подписан. Мелкие хозяйства по всему Евросоюзу оказались на грани разорения.

Разумеется, больше других из всех собравшихся этот вопрос коснулся Александра Эглитиса. Но я не хотела ловить на себе его гневные взгляды, будто лично я запретила ему экспортировать фермерский сыр. Мне, как и остальным, приходилось просто смиряться с новыми обстоятельствами. Я являлась точно такой же латышкой, хоть и прожила долгое время в России, до сих пор считая её родиной, пусть не первой, но, безусловно, значимой. В конце концов, в России оставалась моя мама, которая не пожелала вернуться в Даугавпилс или поселиться в Риге.

— Мне здесь уже привычно, — сказала она.

Но я-то понимала, что дело тут не только в привычке. У мамы появился кто-то, о ком она предпочитала пока молчать. Именно этот кто-то держал её в Москве. И я уважала её выбор. Я ведь тоже отправилась вслед за мужем, хоть и не только ради него одного. Ради себя — тоже.

На балконе дышалось намного легче, несмотря на то, что я вдыхала табачный дым. Такой каламбур легко объяснялся моим чувством отречения и свободы, возникающим всегда, когда я держала сигарету или смотрела на вольную красоту природы. А вместе разом — и табак, и вид соснового леса — окрыляли вдвойне. Я тихо улыбалась и не спешила обратно, невзирая на холод. Мне было комфортно даже в одном домашнем шерстяном платье, спускавшемся до щиколоток и почти полностью закрывавшим руки. Тем не менее, нужно было возвращаться.

Я открыла дверь и тут же в нашей спальне, где находился балкон, столкнулась с Марией.

— Ох, Илзе! — дружелюбно воскликнула она, очевидно, подогретая марочным вином и лёгкими закусками. — Я совсем потеряла тебя.

Вне стен её кабинета мы общались на «ты». Такое условное разделение должно было послужить нам обеим своеобразным сигналом к деловой или напротив — неформальной обстановке.

— Андрис не против, что ты куришь?

— Нет, — ответила я. — Но просит не злоупотреблять.

— Прекрасно, что у вас есть согласие во всех сферах, — улыбнулась Мария.

В руках она держала книгу, которую, судя по всему, вытащила из домашнего стеллажа. Конечно, я не обрадовалась, что Мария так свободно путешествует по чужому пространству и разглядывает вещи, которые ей не принадлежат. Однако я тоже была навеселе и хотела оставаться приятной, доброй хозяйкой.