Онлайн книга «Соседка»
|
Он многозначительно посмотрел на Дину. – Женщина может быть хоть профессором, хоть министром – в первую очередь она жена и мать. Дина ничего не ответила. Взяв бокал она, уткнулась взглядом в его темно-бордовое содержимое. Уже за полночь Георгий пошел провожать сестер домой. Сонные, безлюдные улочки были пусты и безмолвны. Покачивали ветвями с тяжелыми гроздьями ароматных цветков буддлеи, вокруг которых днем стоял непрерывный гул, создаваемый сотнями пчел и других насекомых, собирающих пыльцу из ярко-оранжевых серединок крошечных цветков. Мерцали в темноте золотистые колокольчики тюльпанового дерева. Подрагивали от легкого ветерка похожие на перья листья акаций. Вздымались вверх темными заостренными колоннами кипарисы. И дополняя ощущение нереальности и волшебства ночи, колыхались огромные, удивительные, похожие на вытянутые абажуры ламп цветки бругмансии – трубы ангелов. Ночь была прекрасна. В воздухе, наполненном множеством запахов, как будто разлилась легкая, едва-едва трогающая сердце грусть. Хотелось взмахнуть руками, оттолкнуться от земли и парить, впитывая в себя это волшебство и очарование. – Почему-то мне сейчас кажется, что я ужасно счастлива и в то же время несчастна, – сказала Леля. – Я чувствую и необыкновенную легкость, и грусть сжимающую сердце так, что хочется заплакать. Она улыбнулась. – Это, наверное, странно. – Нет, я чувствую то же самое, – сказала Дина. Георгий ничего не сказал и до самого дома бабушки девочек шел молча. Смуглое лицо с почти черными глазами, в свете луны, казалось печальным и задумчивым. Глава 17 – Здорово! Ну, что, как отдохнул? Как Турция? Смотрю, морда загорелая. И в два раза шире, чем перед отпуском, – Абдурахманов радостно хлопнул приятеля по плечу. – Нормально отдохнул и Турция нормально, – лаконично ответил Ерохин. Алексей скорчил кислую физиономию. – Да ты, братец, просто удивительный рассказчик, заслушаешься. Я как сам в Турции побывал. Практически представляю все в деталях. Может тебе податься в турагентство работать? Народ валом повалит отдыхать, после такой-то рекламы. – Абдурахманов радостно загоготал. – Ну чего там хоть, расскажи? Чем занимались, что видели? Еда, напитки, женщины? Видишь, я тебе практически подсказки даю, о чем говорить. – Десять дней лежали на пляже. Пили, ели. Сам говоришь, морда в два раза шире. – И?… – Все, – Ерохин пожал плечами и начал просматривать скопившиеся за время отпуска бумаги. Абдурахманов скептически посмотрел на товарища. – Сань, люди из отпуска, даже когда огород теще копают все две недели не разгибаясь, возвращаются посвежевшие, повеселевшие. Потому, как они отдыхали от гребаной работы. Ты, может, и посвежел, но не повеселел это уж точно. – Десять дней на пляже на сорокоградусной жаре, с перерывами на жратву, и практически в полном молчании, как-то не слишком способствуют тому, чтобы повеселеть, – то ли насмешливо, то ли сердито ответил Ерохин. Абдурахманов ухмыльнулся. – Ну, молчание все-таки лучше, чем нескончаемые скандалы, согласись. Некоторые тебе даже позавидовали бы. – Он внимательно посмотрел на друга. – Сань, чего вы не разведетесь? По мне, чем так жить, уж лучше один раз отрезать, переболеть и забыть. Ерохин усмехнулся. – Что ты? У нас же любовь-ненависть. До гроба. – Глаза у него стали холодными, злыми. |