Книга Здесь и сейчас, страница 70 – Татьяна Василевская

Ощущая уже не раздражение и даже не злость, а самое настоящее бешенство, она схватила телефон и набрала номер. Муж не ответил. «Сволочь!» – заорала она в трубку, в которой раздавались протяжные гудки.

«Ничего, никуда он не денется. Пару дней подурит и приползет!» Но что-то подсказывало, что нет, на этот раз не приползет. Но что же тогда делать ей?!

Лида огляделась по сторонам, не желая верить в произошедшее. Как будто все еще надеясь, что это идиотский розыгрыш, глупая выходка ее малахольного муженька. На диване лежал конверт. Она не заметила его сразу на светлом покрывале. Лида взяла белый прямоугольник в руки и заглянула внутрь. Деньги. Тонкие пальцы быстро пересчитали купюры – тридцать тысяч. Она застыла, не в силах пошевелиться, придавленная чувством безысходности. Тридцать тысяч! Что с ними делать? Это чуть больше зарплаты какой-нибудь учительницы. Как она сможет прожить на эти копейки? Она-то не учительница. Она привыкла к другой жизни. Лида судорожно вздохнула, ей казалось, что в комнате не хватает воздуха. Сволочь! Вся ее жизнь превратилась в жалкие подачки благодаря ему, жалкому, отвратительному человеку!

Понятное дело, что кредит он выплатит – он же на его имя оформлен. Но помимо кредита есть еще все остальное. Много всего остального. Как жить ей, если эта скотина решила от нее сбежать? Вернее сказать, на что ей жить? На гроши, которые он ей оставил? Как будто кинул кость собаке! Лида села на диван и горько заплакала.

–

Михаил вошел в комнату и поставил на пол две спортивные сумки со своими вещами.

Комната напоминала гостиничный номер советских времен. Страшненькая, убогая мебель, с прямыми углами, без каких-либо изысков или претензии на красоту и удобство.

Продавленный диван с потертой, местами лоснящейся, как заношенные брюки, обивкой. Пара допотопных стульев, как и диван с протертыми сидениями. Михаил обвел равнодушным взглядом унылую полутемную комнату. На уют ему было плевать. У него этот уют уже из ушей вылезал. Не раздеваясь и не заботясь о сомнительной чистоте диванной обивки, он лег на него.

Можно было позвонить Димке или Нестору и пожить некоторое время у них, пока не подвернется что-нибудь, получше этой убогой комнатушки. Но сегодня ему не хотелось ни с кем разговаривать. Что-то объяснять. Друзьям можно было ничего и не объяснять. Но видеть ему тоже никого не хотелось.

Положив руки за голову, он неподвижно лежал, глядя в облупившийся, посеревший от времени потолок, с рыжими разводами от протечки в одном из углов. В голове не было никаких мыслей. Сейчас он не думал ни о Насте, ни о Лиде, ни о своей неудавшейся и теперь уже закончившейся семейной жизни. Он чувствовал удивительную легкость. Чувствовал себя свободным. Свободным от всего. Впервые за долгое-долгое время.

«Почему я раньше не ушел? Почему украл сам у себя столько лет жизни?» – единственная мысль возникла в голове внезапно и, несмотря на свою логичность и очевидность, она была для него неожиданной и удивительной. Михаил рассмеялся. «Дурак потому что!» Повернувшись на бок, он закрыл глаза и уснул крепким сном счастливого, не обремененного заботами человека.

2007г. Москва

– Миш, с тобой все в порядке?

– Все нормально, – Михаил прошел к столу и тяжело опустился в кресло. Настя с сомнением посмотрела на приятеля. Лицо у Мишки было не просто бледное, а зеленоватое. Губы пересохшие и потрескавшиеся. Глаза больные, запавшие, блестят нездоровым лихорадочным блеском. И даже улыбка, которую он пытался выдавить, что бы уверить ее, что все в порядке, была жалким подобием его обычной жизнерадостной, обаятельной улыбки.