Книга Четыре крыла, страница 47 – Татьяна Степанова

– Я не убивала сынка своего единственного. – Уборщица Роза не плакала, темные глаза ее сухо блестели.

– Из-за чего вы скандалили с ним? – спросил Клавдий. Слова Макара о «вере в невиновность» он намеренно не поддержал.

– Из-за денег, – упавшим голосом ответила Роза, опуская голову. – Как язык мой не отсох в тот момент, когда клянчила у него и упрекала: свалил от меня, родной матери, в Москву. Секреты плодишь, скрываешь – где работаешь, сколько получаешь… Боишься – я просить начну? А сколько я на тебя денег перевела? Обувала-одевала, кормила-растила, по врачам водила! Покричала на него. Выпимши я была. А он меня пьяную на дух не переносил. Начал мне выговаривать. Обзывать меня. Слово за слово. Поцапались мы. Он схватил свой рюкзак – и в дверь. Даже зеленые щавелевые щи есть не стал.

– Из-за ссоры вы ему не звонили несколько дней? – уточнил Макар.

– Ждала – сам объявится, прощения попросит. Я ж мать, не дешевле его. – Роза провела рукой по лицу. – Все медлила, а потом ночью проснулась – меня словно в сердце ударили ножом. Я за телефон – и ему звонить, а он недоступен. Уверила себя – спит, тоже на работе упахался, мобильник отключил. Еще подождала несколько дней, все звонила, а он недоступен…

– В одно время с Русланом – правда это лишь пока предположение – пропала его бывшая одноклассница Александра Севрюнина, – произнес Мамонтов. – Руслан и она дружили?

– Она ему вроде нравилась, – Роза опустила голову, пряча от них лицо. – Но он… он же у меня…

– Нам сказали в городе, – Макар опять не мог подобрать нужных слов.

– Наши? Местные? Доложили вам? Про его хвост? – Роза вскинула голову, губы ее задрожали. – Куда ж ему… уродцу моему, за девицей ухлестывать? Он за компьютером, бывало, сидит в конурке нашей, – она кивнула головой на стену. – Я гляну тихонько – у него на экране фотография их классная. Они с ней рядышком стоят. И в мобильнике он ее фотки листал, тайком снимал исподтишка.

– Но они общались не в интернете, – заметил Клавдий. – Их видели вместе.

– Я никогда их вместе не встречала. Просто знала – Саша Севрюнина – девчонка, прижитая Полинкой-Дрищем, дочкой Галины Колченогой, моей бывшей начальницы смены на хлебозаводе, от нового хозяина завода, хахаля ее, Хухрика, приезжего воротилы…

Клавдий напрягся, пробираясь сквозь обилие прозвищ обывателей Скоробогатова – нынешних и прежних, сыпавшихся из уст уборщицы Розы.

– Саша нравилась Руслану, – закончила Роза. – Но из-за хвоста он и не помышлял даже. И мечтать о ней не смел. Поцеловать-то ее даже, наверное, не решился. Если погиб, то чистым, нецелованным, мой сынок ненаглядный.

Она вытерла со щеки одинокую скатившуюся слезу.

– Чтой-то бульон не едите? – спросила, кивая на полные тарелки супа. – Остыл уж, небось.

– Спасибо, бульон наваристый, вкусный, – ответил Клавдий.

– Спросите теперь – почто я вам сразу про хвост правды всей не открыла? – задала Роза им новый вопрос.

– Нет, – ответил Макар. – Мы все понимаем, Роза Равильевна.

– Миша-Вертухай… то есть участковый наш Бальзаминов, заявил мне: «Ну, Роза, если случится самое плохое, опознать труп нам будет легко по особой примете. Как бы ни выглядел. Пусть и разложившийся. Или до костей зверьем обглоданный. Мы не ошибемся».

Роза Сайфулина повторяла: «Не убивала я сынка своего единственного!», а потом твердила: «Вы кушайте, кушайте, бульон хороший, куренок жирный попался!» Она плакала, вытирала нос фартуком и обзывала участкового Бальзаминова Вертухаем: «Совести у него нет, сердца! Меня – мать-горемыку – в убийстве Русланчика обвинять! А ведь он, Вертухай, стрелял тогда в мужа моего Валерку из пистоля своего, спасал сына от смерти лютой и меня защищал. Пулю его менты из стены выковыривали!» Она тыкала пальцем в стену у окна над приткнувшимся стареньким холодильником. Следов выстрела Клавдий Мамонтов не заметил: на кухне, наверное, делали косметический ремонт.