Книга Красная лилия, страница 38 – Ян Мортенсон

— Думаю, ты идешь по ошибочному следу, — сказала она серьезно. — Убийство не имеет никакого отношения к рукописи. Рукопись украли, чтобы запутать и увести от следа. Густав убит совсем по другим причинам. Я почти знаю, кто убийца.

Но прежде чем я успел продолжить свой неформальный допрос, нас внезапно прервали.

— Прости, — послышался голос за моей спиной. — Не знал, что у тебя свидание, — голос звучал недружелюбно, иронично и с намеком.

Я обернулся. И увидел Бенгта Андерссона. В плавках, с двумя порциями мороженого.

— А, это ты, — улыбнулся он. Раздражение исчезло, и он сел между нами, протянув одну порцию мне. Что это — жертва в знак примирения? Извинение за ревность?

— Я разговариваю с кем хочу. — Сесилия посмотрела на него. — Если ты думаешь, что…

— Я ничего не думаю, — прервал он. — Но уж если ты лежишь в таком виде, могла бы и совсем раздеться. Здесь полно слюнявых фанфаронов из Аскерсунда.

— По статистике, в мире два с половиной миллиарда женщин, — разозлилась она. — И под купальниками все они одинаковы. Так и скажи своим фанфаронам!

— Возможно, ты права. Но дело в том, что из этих двух с половиной миллиардов только одна — моя.

— Твоя? — Она села. Ее аквамариновые глаза потемнели. Штормовое предупреждение на летнем море. — Что ты имеешь в виду? Я не принадлежу ни тебе, ни кому-то другому. И я…

Бенгт снова прервал ее.

— Вряд ли это интересно Юхану, — он мрачно взглянул на нее. — Наши отношения никого не касаются.

— Отношения, — фыркнула она. — Между нами нет никаких отношений. Больше никаких, во всяком случае. И ты знаешь это.

И, широко размахнувшись, она швырнула мороженое. Едва оно коснулось земли, как бдительная чайка ринулась на свою добычу.

Сесилия поднялась, холодно посмотрела на Бенгта, кивнула мне и стала спускаться по берегу в воду. Тонкая, гибкая, как молодой звереныш.

Бенгт смущенно улыбнулся мне; он выглядел как щенок, получивший по носу.

— Ты ведь знаешь, как ведут себя невесты, — неуверенно сказал он и посмотрел ей вслед.

— Еще чашечку чая?

— Да, спасибо.

Улла Нильманн подняла серебряный чайник и налила обжигающего чаю в мою высокую бело-голубую чашку мейсенского фарфора: это был слегка отдающий дымком «Эрл грей». На серебряном блюде лежали тостики. Круглые шарики масла аккуратно уложены пирамидкой на другом блюде рядом с двумя вазочками с джемом. Элегантные салфетки. Молочник и сахарница в стиле ампир. Неужели Цетелиус? Все это стояло на большом серебряном блюде и было в духе Уллы Нильманн или, во всяком случае, соответствовало представлению о ней. Так размышлял я, сидя напротив нее в большой библиотеке. Супруга Густава Нильманна не угощала ни кофе, ни булочками на кухне. Нет, все здесь было элегантно, утонченно и отменно. От пикантных кусочков лимона в золотисто-желтом сиропе до льняных салфеток с ажурной строчкой.

Официально в Сунд, большой господский каменный дом недалеко от Аскерсунда, я приехал, чтобы выразить ей соболезнование. Была у меня еще и другая, не столь благородная цель: Улла — самый близкий Густаву человек, они прожили вместе много лет. Значит, она, наверное, могла больше других знать и о мотивах убийства, и в каком кругу можно искать убийцу. И, возможно, будет более откровенна с тем, кто не связан с полицией.

От шоссе к дому вела березовая аллея. Сам дом стоял на холме с видом на Вэттэрн, поблескивавший между деревьями в нескольких километрах от усадьбы. Главное здание явно конца XVII века, подумал я, поворачивая на площадку двора, усыпанную гравием, и ставя машину под большим дубом. Огромным и немного печальным показался мне этот белый дом под черной ломаной черепичной крышей. Перед господским двором располагались четыре небольших деревянных флигеля. Уж не старее ли они самого дома? Архитектурно более сдержанные, по-каролински строгие, желтые с белыми углами.