Книга Кубок Нерона, страница 103 – Ян Мортенсон

Идти по каменным плитам мимо прилавков и просто смотреть — для меня уже волнующее событие. А что до многочисленных соблазнов, так лучше всего избавляться от них по способу Оскара Уайльда. То есть идти у них на поводу. Что я и сделал, на сей раз тоже.

Начали мы с икры ряпушки. В большом рыбном ряду была и крупнозернистая форелевая икра, и мягкая сиговая, но я остановился на своей любимой, которая, на мой взгляд, куда вкуснее даже русской. Я подал ее в половинках авокадо. Хрусткая, красновато–желтая икра, каждое зернышко чувствуешь на зубах. И зеленовато–желтое мягкое авокадо, консистенцией напоминающее застывшее масло. Затем норландекий лосось горячего копчения с отварным картофелем и тающей во рту подливкой. Причем свежайший. Коптился у меня на кухне. Новое приобретение, предмет моей гордости. Финская штука, называется «Эресаву» и вмещает два крупных лососевых филе или четыре рыбки поменьше. Помогает мне творить чудеса кулинарного искусства.

Подал я и сыр. Для гостей он у меня всегда наготове. Твердый вестерботтенский, до того острый, что все нёбо горит. Мягкий, почти жидкий бри и бессовестно рассыпчатый горгонзола. А для полноты картины вино — «бордо», к примеру «Шато–Смит–От–Лафит». На десерт я выбрал нынче ванильное мороженое с шоколадом. Знаю–знаю, это банально и по–детски, но разве нельзя иногда позволить себе ребячество? От этого жизнь гораздо веселее. Бледно–желтое ванильное мороженое и темно–коричневый, почти черный, горячий шоколад, от которого мороженое тает. Ваниль и шоколад. Изысканное сочетание. И чуточку сухого хереса, чтобы сбить сладость.

— Да-a, мы с тобой много вместе хлебнули, но эта история побила все рекорды,— задумчиво сказал Калле, раскуривая одну из моих кубинских сигар от Дави–доффа.

Было это уже после обеда, когда мы расположились в креслах у камина. В камине пылал огонь, в густавиан–ском кофейнике дымился черный как ночь горячий кофе. На серебряном блюдечке лежали тоненькие пластинки «After Eight». Мятный вкус шоколада изысканно оттенял легкую кофейную горчинку.

— На днях я получил протокол из Нью–Йорка. Любопытное чтение.— Калле посмотрел на меня.— Ты хоть понимаешь, что в этом запутанном деле был на волосок от...

— Понимаю,— сказал я, разливая кофе по тонким майсенским чашкам, которые принес из магазина. Не то чтобы Калле знал толк в фарфоре и эстетике, но мне они нравились, да и кофе куда вкуснее в тонких чашках, чем в толстых кухонных кружках.— Такого количества пистолетов я за всю мою жизнь не видал да и в такие переплеты не попадал. Бог свидетель.

— За тобой охотилась мафия. И жена свергнутого диктатора со своей шайкой. Ну и еще кое–кто.

— Ты имеешь в виду Джима Андерсона?

— Гм. Сперва я думал, у него вроде как blackout^[68]. Вырубилось что–то в башке, когда подвернулся этакий шанс. Но, судя по тому, что пишут американцы, он, видимо, все продумал. И просто ждал удобного случая. Ведь он руководил расследованием. Все нити из Сантинаса и от генерала сходились к нему. Он единственный знал, каков размах этого дела, как много было украдено. И пошел по стопам Карлоса. Решил урвать себе кусочек пирога. Причем заметь, действовал весьма ловко.

— Что бы случилось, если б вы не подоспели вовремя? Если б ты поднялся в квартиру и увидел там, что Ли и женщина убиты, а я сижу на диване с простреленной головой и в руке у меня пистолет. Джим Андерсон ушел бы черным ходом, и вы так никогда и не разобрались бы по–настоящему в происшедшем.