Книга Кубок Нерона, страница 61 – Ян Мортенсон

— Нет. Впрочем, смотря о каком Нью–Йорке вы говорите.— Она улыбнулась и сразу помолодела. Точь–в–точь юная, полная ожиданий школьница, впервые выехавшая за рубеж.

— А разве их два?

— Город и штат. Я из Буффало, и это тоже Нью–Йорк. Штат Нью–Йорк.

— Знаю, знаю. Я ведь был там однажды, правда давно.

— А я знаю, что вы там делали!

Я недоуменно посмотрел на нее.

— Ясное дело, любовались Ниагарским водопадом,— сказала она и опять улыбнулась.

— Один — ноль. Что верно, то верно. Но мне не повезло. А может, наоборот, повезло. Потому что увидел я кое–что особенное.

— Что же именно?

— Я был там на Пасху, прилетел самолетом из Нью–Йорка. Пасха была ранняя, а зима затяжная, так что чуть ли не весь водопад являл собой громадную сосульку.

— Ниагара on the rocks^[47].

— Вот–вот. А это видел не каждый. Потом я еще зашел в музей. Тоже немыслимое заведение — чего там только нет! Начиная с мумий и кончая двухголовыми телятами. И все эти бочки, в которых разные психи пытались преодолеть водопад.

Я не ошибся. Джейн Фрайден была куда более приятной соседкой, чем толстяк немец. Как выяснилось, она служила секретарем в одной из адвокатских контор Буффало, играла в теннис и в гольф, любила путешествовать и обожала лыжи. Бывала в Юте, и в Скво–Взллн, и в прочих «крупных» лыжных центрах Америки. А теперь вот они с подругой — та едет через Париж — собрались в Швейцарию. Я вынужден был признаться, что мои представления о горнолыжном спорте весьма скромны. Когда я был мальчишкой, подъемники в горах были редкостью, а ездить за границу кататься на лыжах казалось немыслимым. Карманных денег школьникам давали в обрез, а пасторского жалованья моего отца в приходе Вибю, что под Эребру, едва хватало на хлеб насущный. К тому же мне всегда нравились равнинные гонки.

— Cross country? Да, это тоже неплохо, но не так динамично. Вы только представьте: стремглав мчишься по кручам, а все–таки чувствуешь себя хозяином положения, полностью все контролируешь.

— Вот бы и мне,— сказал я, — чувствовать себя хозяином положения и полностью все контролировать.

— Это начисто снимает стрессы. Потому что сосредоточиваешься на все сто процентов. Ни для чего другого просто нет места. А потом наступает блаженная усталость. Ляжешь пораньше и спишь как сурок.

— Что ж, пожалуй, мне бы это подошло. — Я усмехнулся.— Начисто снять стрессы и полностью владеть ситуацией. А потом спать как сурок, всю ночь.

— Ну так приезжайте, в любой день. Возьмете лыжи напрокат, а я поучу вас кататься.

Она засмеялась, точно пошутила со мной, а теперь давала мне возможность отбросить шутку, поговорить о другом. Но по глазам я понял, что она пригласила меня всерьез. Что она с удовольствием поучит меня кататься, что мое общество ей по душе. Хотя, наверно, я опять обольщаюсь на свой счет, подумал я, подставив чашку улыбающейся стюардессе: пусть нальет еще кофе. Да и после происшедшего в Нью–Йорке мне бы следовало остерегаться и не ловить красивых девушек на слове.

Над Парижем я рассказал, чем занимаюсь, как живу, а когда самолет снижался над горами Юры, заходя на посадку в Женеве, мы толковали о разоружении и охране окружающей среды. Очаровательная девушка, образованная, с широким кругом интересов. Явно много читала, много размышляла.

— Я буду жить, кажется, в «Отель де виль»,— сказала она, когда самолет катился по рулежной дорожке к аэровокзалу.— Минутку.— Она пошарила в сумочке, достала открытку.— Да, «Отель де виль». Если захочется, можете позвонить. Мы пробудем здесь денек–другой, а потом уедем в Виллар.