Книга Жена неверного адмирала, или Шаурма от попаданки, страница 90 – Матильда Аваланж

Думаю, не только из-за союза с древнейшей дворянской фамилией, которая была в родстве с самим царем.

Мой отец обожал осквернять. Подавлять волю, разрушать, мучить.

Настоящий садист.

Мать была невинным цветком, к которому отец протянул свои корявые грязные лапищи.

Об оргиях, которые он устраивал в своем особняке, в Эльмарино судачили шепотом и с оглядкой.

В такие вечера мать вместе со мной закрывалась в своих покоях на ключ и заводила музыкальную шкатулку.

Это была старинная инкрустированная жемчугом шкатулка, которая, по слухам, принадлежала когда-то царскому роду. В семье матери она считалась такой ценностью, что ее даже не продали вместе с другими драгоценностями, когда нужны были деньги на еду.

Когда мама поднимала крышку, маленькая русалка кружилась вокруг кораллового рифа.

Она просто обожала эту вещицу. На танец русалочки моя мама могла смотреть вечно.

Мне кажется, в такие моменты она сама мечтала стать, как та русалка, чтобы уплыть от моего отца далеко-далеко, за коралловый риф.

Сейчас я понимаю, она делала это не только потому, что ей нравилась мелодия шкатулки, но и чтобы я не слышал разудалых криков, визга девок и рычанья морелюдов, бои между которыми развлекали моего отца и его гостей — таких же моральных уродов, как и он сам.

— Русалки — не чудовища, как их принято считать, Грэм, — частенько говорила мне мать и показывала на русалочку в шкатулке. — Они такие же, как мы. Я верю, что однажды мы сможем с ними подружиться.

Но я даже в свои девять лет понимал, насколько были наивны речи моей доброй, беззащитной матушки.

Тогда флот отражал постоянные атаки морелюдов на побережье. Командовал им мой отец, и, как я сейчас понимаю, ни черта не успешно.

Он не жалел жизни солдат, плохо выстроил оборону, и вообще был откровенно хреновым стратегом.

Военному делу Жовеналь Фрейзер предпочитал шумные пирушки и женщин, с которыми, не стесняясь, изменял моей матери прямо на ее глазах.

А она и слова не смела сказать поперек — тихая, беззаветная, покорная перед этим отвратительным стариком, который унижал ее только одним своим существованием…

Я смотрел на это ничтожество и клялся, что никогда не буду таким, как он.

Никогда в своей жизни.

Благо, пока я был мал, отцу было на меня глубоко наплевать. Даже, когда я родился, на руки ни разу не взял. Впрочем, матушка, наоборот, была этому рада.

Как могла, она стремилась оградить меня от него.

Но, чем старше я становился, тем старый адмирал больше стал интересоваться мной.

Все чаще рассуждал, что нужно отнять меня у матери и отдать в кадетский корпус, чтобы там меня вырастили «достойным его славы и величия».

Матушка воспринимала эти разговоры с ужасом. Она больше жизни любила меня, и признавалась, что не сможет пережить разлуку со мной.

Призналась она мне однажды и еще кое в чем.

— Грэм, мне нужно сказать тебе что-то очень важное, — сказала мама, крепко сжав мои плечи. — Это большой секрет. Ты должен хранить его, и ни в коем случае никому не рассказывать, понял?

— Даже отцу?

Нанятый отцом для меня гувернер учил, что отец царь и бог, которому я должен рассказывать абсолютно все. Для закрепления своих истин он порой лупил меня указкой по пальцам.

Позже я узнал, что они с адмиралом так проверяли меня на стойкость — побегу я к нему жаловаться, или нет.