Онлайн книга «Жена неверного генерала, или Попаданка на отборе»
|
Алые рубины сверкнули в ее ушах, волосах и на шее. Сальваторе всегда носили только рубины – родовой камень их фамилии. – Мой сын тебе не муж, коровница, и никогда им не был. Даже думать об этом не смей. Ее отношение ко мне всегда было пренебрежительным, но я никогда не смела перечить этой высокопоставленной даме. – Муж по древнему обряду Серинити, – прошептала я и неуверенно подняла дрожащую правую руку. – Мы клялись друг другу в Светлом Соборе. Мы клялись. Разве может что-то перечеркнуть это? Он надел мне на палец кольцо с рубином. Вашим фамильным рубином! – Это всего лишь стекляшка, – тонкая бровь Нериссы взлетела вверх. – Но где тебе, деревенскому быдлу, распознать подлинность драгоценного камня? – Эдриан, защити… Докажи им! – Я развожусь с тобой. Я развожусь с тобой. Я развожусь с тобой, – вместо этого скучающе вымолвил муж и добавил, – Сколь томительным было ожидание… В то же мгновение золотое обручальное кольцо на моем безымянном пальце, которое я с гордостью носила, не снимая даже в купальне, потемнело и треснуло. А фальшивый рубин расплавился и мутной каплей крови упал мне под ноги. А у Эдриана никакого обручального кольца не было – он никогда его не носил. Зала разразилась торжественными аплодисментами и веселым подобострастным смехом. Да, в Серинити в среде аристократов существовал такой древний обычай, когда мужчина, желая развестись с женой, просто три раза повторял эту фразу, но этот способ развода считался устаревшим и слишком унизительным для женщины, так как крест-накрест перечеркивал ее судьбу. Это означало, что она больше ни на что не пригодна. Она лишалась титула и больше никогда не могла официально выйти замуж. Меня бросили… Так жестко. Словно порванную тряпку. Несуразную бибабо – маленькую смешную куклу, состоящую из головы и платья в виде перчатки. Кукольные театры с бибабошками частенько раньше заезжали к нам на ферму, и мы хохотали на выкрутасами куколок, которых артисты надевали прямо себе на руку и выделаывали всякие забавные штуки. И вот теперь я сама стала такой куклой, одной-единственной куклой в театре, о существовании которого даже не подозревала. Теперь я понимала, что они всегда смеялись надо мной. Смеялись исподтишка, и с такой изощренной издевкой, словно я была не человеком, а изысканным развлечением, умело сервированным Эдрианом для них и поданным им на десерт. А ведь я даже подумать о таком не могла. Наоборот, считала всех здесь такими добрыми… Такими же добрыми, как мои друзья с фермы. Но сейчас, сверкая белозубыми оскалами, аристократы открыто в голос хохотали над нелепой деревенской девушкой из Паперрино, которая поверила в то, что она может быть Звездой Империи Серинити и женой блестящего Алого генерала. В этот момент мою правую руку пронзила боль. Такая острая, что я вскрикнула – словно к коже приложили раскаленное тавро. Эта физическая боль не могла заглушить того мучительного раздирающего на клочки чувства, для которого слово «боль» было слишком слабым определением, и которое я испытывала сейчас внутри себя. Я зашипела и поняла, что рука залита чернилами. Это была татуировка, похожая на черную перчатку без пальцев. На всей тыльной стороне моей ладони появился череп, который захватывал так же и запястье. Жуткий, пугающий черный череп, похожий на оскал чумного. |