Книга Сердце вне игры, страница 183 – Нира Страусс

А сейчас я чувствую себя как при передозе после долгого воздержания. Душа моя поет во всю мощь, опьянев от счастья, от того, что видит вокруг, от того, что получает, от удивленных возгласов Эшера, бабушки и Атланты, когда я пускаюсь в объяснения о том, что стоит за тем или иным полотном, и они вдруг начинают видеть его по-настоящему.

Одна картина особенно привлекает мое внимание: перестаю дышать, улыбаюсь и тут же подзываю Эшера.

– Позволь представить тебе «Гранд-каньон, Йеллоустон» Томаса Морана. – Поджимаю губы, когда до него наконец доходит, на что смотрят его глаза. – А ты знал, что Йеллоустон получил статус национального парка благодаря этому художнику и этой картине?

– Когда я в следующий раз выставлю себя на посмешище, дай мне знать.

– Ни в коем случае. Твоя попытка рассказать мне об одном из моих самых любимых художников добавила тебе очков в моих глазах.

Губы его растягиваются в улыбке, появляются знаменитые ямочки, и сердце мое тает. Эшер наклоняется меня поцеловать – легкое касание губами.

– Окей, по крайней мере, моя наступательная стратегия принесла плоды.

На секунду просовываю руки под его футболку, чтобы коснуться твердых и таких соблазнительных кубиков пресса.

– Моя тоже.

Как бы я хотела остаться с ним наедине в этом музее, за закрытыми дверями, чтобы воплотить все фантазии, что клубятся в эту минуту у меня в голове. Если для него трахнуть меня в «Метлайфе» оказалось мечтой, которую мы претворили в жизнь, то для меня, например, заняться тем же самым на полу в СААМе, прямо перед этой картиной, стало бы офигительно поэтичным.

Очень сомневаюсь, что дирекция и сотрудники музея посмотрят на это дело под тем же ракурсом, и я их понимаю. Не всех же осеняют гениальные идеи.

Эшер бросает на меня взгляд и с сожалением прикрывает глаза.

– Не надо так на меня смотреть. У тебя на лице написано, о чем ты думаешь.

– Ой, что-то я сомневаюсь. Не существует выражения лица, способного передать, что бы мне хотелось с тобой сделать.

Из его горла вырывается сдавленный звук, и он дергает вниз футболку, надеясь прикрыть молнию джинсов. Знание о том, что у него стоит, мне тоже не помогает.

Соединяемся с бабушками, чтобы они послужили сдерживающим фактором между нами и любой пустующей кладовкой. Какое-то время играем с интерактивными мониторами, показывающими дополнительную информацию об экспонатах, а потом набредаем на Центр консервации Лундера: роскошь, которой, я думала, никогда не смогу насладиться без связей или работы в области искусства. Центр консервации – это специально оборудованная часть здания, позволяющая посетителям музея глянуть одним глазком (с безопасного расстояния, конечно) на работу реставраторов.

Лично для меня это самая заманчивая часть визита. Внешне он очень напоминает торговый центр с открытым первым этажом, откуда можно видеть верхние. Только вместо магазинов одежды и еды – за прозрачными стенами сотрудники, снующие между длинными столами с инструментами последнего поколения.

Мне нравится видеть такую преданность делу спасения предметов искусства. Это вдохновляет.

Выхожу из СААМа, чувствуя себя в некотором смысле обновленной.

Сильнее, чем когда-либо.

Очень надеюсь, что это не обернется против меня.

На следующее утро мы немного отклоняемся от маршрута, чтобы провести день на пляже в Вирджиния-Бич. Эшер соотнес свои расчеты с картой (процесс сопровождался бесконечным бормотанием и множественным прочесыванием волос пальцами, отчего челка встала чуть ли не дыбом), и нам пришлось внести некоторые коррективы, чтобы прибыть первого сентября в точку, помеченную большим «X». У нас еще есть время поездить немного по юго-восточным штатам, хотя мы уже нигде не сможем задержаться больше чем на одну ночь. При этом Луизиана, Техас и Нью-Мексико остаются за бортом.