Онлайн книга «На краю любви»
|
– Это, Анечка, Иван Михайлович Казанский, величайший резонер из всех, кого я знаю, можешь мне поверить, – почтительно сказал Леха. – Служит в Публичном театре. – По увечью временно отставлен, – покачал головой Казанский. – И временно перешел на полузабытую за ненадобностью подлинную фамилию Шашкин. Вы, мадемуазель, зовите меня просто Михалыч – так меня все именуют. Ну а вас как звать-величать? – Анастасия Васильевна, – сказала Ася и тут же испуганно прикрыла рот рукой: проговорилась! – Анной Даниловной ее звать, – мрачно проговорил Леха. – Анной Даниловной Федоровой. Так и запомни! – С памятью у меня, как у всякого актера, все превосходно, даже чрезмерно, – ухмыльнулся Михалыч. – А что ты этак-то встрепенулся на защиту? Тебя терзает то, что крапивой жжет и колется сильнее, чем терновник?[95]Не так ли, дружище Хромоног? – Теперь неизвестно, кто из нас больше хромоног, я или ты! – недобро прищурился Леха. – А тебе не только ходулю надо было перебить, но и язык урезать, болтун старый. – Дорогой зла к добру не подойдешь, – миролюбиво процитировал Михалыч. – Что б мы делали без Шекспира, а, Леха? Вот мастак был сказануть, верно? Ну а я, многогрешный, вчера несколько обезножел, когда после спектакля пристановку помогал волочь и по сей причине края авансцены не разглядел. Притащили меня собратья по ремеслу сюда ночь-полночь-заполночь, но пришлось маяться и стенать аж до утра, пока медикусы наконец до меня добрались. Конечность мою в лубки заключили да и отпустили увечного Шашкина с миром. Теперь ковыляю домой, чтобы в тишине оклематься. Здесь-то лишь покойникам спокойно! – Вот, Анечка, теперь Михалыч меня цитирует, – хохотнул Леха. – Аня не даст соврать: я то же самое сказал, когда мы только подходили. – Вы небось Поля Леруа навестить идете? – спросил Михалыч. – Да, – кивнула Ася. – Вы его видели? – Видел, вот именно, – угрюмо пробормотал актер. – Теперь красавчик Поль – имперфектум[96], увы. Скончался во цвете лет, и я был последним, кто принял его, так сказать, последний вздох. Там же все вповалку лежат, в Аптечном корпусе. Меня с моей сломанной конечностью определили в угол к раненым, и я очутился… Погодите, мадемуазель! – вдруг Михалыч недобро уставился на Асю. – Не вы, часом, та самая королева, которой он бредил?! Не вы ли его… – Угомонись, Михалыч, – сурово сказал Леха. – Это Аня. А ту подлейшую королеву зовут Марго. – Ну да, ну да… Марго, верно! – горестно закивал Михалыч. – Марго, Марго… да уж не та ли кубышечка коротконогая да прелукавая, которая сначала у нас в Публичном, а потом в вашем Водевильном театре подвизалась? – Она самая, – зло бросил Леха. – Хорошая актриса, – с восхищением проговорил Михалыч. – Из тех, что красавицами даже при уродливой мордашке кажутся, хотя уродливой она вовсе не была. Что-то такое припоминаю… конечно, конечно, Поль вокруг нее увивался, не знаю, правда, успешно, нет ли… – Что он говорил про Марго и эту королеву? – взволнованно перебила Ася. – Тягостный бред был, многословный! – поморщился Михалыч. – Я, каюсь, не слишком и вслушивался, не до того было: почти с ума спятил от боли. С переломанной ногой ни встать, ни сесть, ни повернуться! Но вот что помню… Поль стонал: за что, мол, Марго, королева моя, за что, ведь я почти все сделал, мне удалось бы это отыскать, но ты мне времени не оставила! Не ведаю, в чем ее Поль упрекал, что он должен был отыскать. И опять: королева, королева моя… А потом меня боль на минуточку отпустила – словно нарочно для того, чтобы я его последние слова услыхал. И что вы думаете, друзья? О, актер даже на смертном одре остается актером. В последний путь нашего приятеля сопроводил великий Шекспир! Помните сцену дуэли из «Гамлета»? Лаэрт говорит, умирая от удара отравленной шпагой: «О, я опутан собственною сетью, убит своею собственной изменой!»[97]Эти слова произнес и Поль. А потом – реплику Гамлета: «Пусть бог тебя простит! И мой час близок! Королева несчастная, прости…»[98]А еще вот что Поль сказал: «Прости меня, как я тебя прощаю!» – Михалыч вздохнул. – Этого у Шекспира не было, это бедняга от себя прибавил, царство ему небесное! |