Онлайн книга «На краю любви»
|
Кузя, конечно, оказался столь же груб и жестокосерд, как прочие. Как он рявкнул на Данилова своим хриплым, словно бы сорванным голосом: «Эй ты, смирно сиди, не дергайся, а то еще шибче в морду получишь!» Другие разбойники говорили такими же неестественными басами. Наверное, они так старались хрипеть потому, что боялись: вдруг пленники потом смогут опознать их по голосам? Но как и где эти тати нощные смогли бы встретиться с Даниловым или Асей? Кого из них двоих боялись? Потом коренастый недрогнувшей рукой спустил курок – выстрелил в Федора Ивановича. Асю только избили. Значит ли это, что разбойники опасались, будто именно она может столкнуться с этим Гриней или Кузей? Но где бы это могло случиться?! Да где же еще, как не в Широкополье! Так что же, получается, тот Гриня… Да ну, ерунда, пустые домыслы! Чтобы доверенный слуга Широковых вышел промышлять с кольём и дубьём на большую дорогу?! А впрочем, поговаривали же, будто в окрестностях Широкополья пошаливают. Почему одним из разбойников не мог оказаться Гриня Шундуков? И все-таки это глупости! Как бы Гриня ни переодевался, какой длинной бороды ни привязывал бы к подбородку, как ни менял бы голос, он мог обмануть Асю, которая его много лет не видела, или Федора Ивановича, который вовсе никогда с ним не встречался, но не обманул бы кучера и лакея, которые сопровождали невесту Никиты Гавриловича! А кучера Ася заметила сегодня среди тех, кто шел в церковь провожать в последний путь каких-то Прова и Гриню, которые напоролись в лесу на самострелы… Опять Гриня! Какой же? Шундуков? Или другой? Да нет, это не мог быть Гриня Шундуков, ведь он принадлежал к числу дворовых, ему вовсе нечего в лесу делать! Надо у Лики спросить, вот что. Спросить у Лики, которого именно Гриню будут хоронить. Она тут долго жила, она всех дворовых хорошо знает. Да и не только в Грине дело – надо просто поговорить с Ликой, успокоить ее, помириться с ней, хотя вроде и не ссорились… Лика страдает, обвиняет всех вокруг себя, но уж Ася-то ни в чем перед ней не виновата! Прямо сейчас надо пойти. Ася хотела поправить сиденье, но что-то мешало ему сдвинуться и лечь на свое место. Отложила архалук, склонилась пониже – и обнаружила, что закрыться сиденью не дает уголок какой-то светло-коричневой кожаной сумки. У Аси словно бы сердце приостановилось… Казалось, она заранее знала, что увидит, когда откинет крышку. Да, в самом деле – в сундуке лежала хорошо знакомая ей сумка Федора Ивановича, которую он называл чудны́м словом «портэфёй». Ася схватила сумку, сначала прижала к себе, потом открыла – легко: замочек оказался сломан. Значит, открывал сумку не Федор Иванович: у него был ключик. Внутри множество бумаг… Ася видела их раньше, когда Федор Иванович рассказывал о последней просьбе Василия Петровича Хворостинина и о том, как сделал его дочь законной наследницей. Да, вот обязательство, написанное рукой Данилова, в том, что он, исполняя предсмертную волю Василия Петровича Хворостинина, передает дочери его, Анастасии Васильевне Хворостининой, некую сумму денег (на цифры Ася даже взглянуть боялась!), хранящуюся в Московской конторе Государственного банка. Бумага была заверена московским нотариусом и директором конторы банка. Лежал также вексель для получения денег в Нижградской конторе того же банка с 15 июля по 20 сентября сего года. Ася вспомнила, как Данилов объяснил ей, почему деньги нужно получить именно в этот срок: Нижградская банковская контора находилась на Ярмарке, а Ярмарка работала всего два месяца. Если бы не удалось получить деньги здесь, пришлось бы ехать в Москву. |