Книга Счастье в огне, страница 50 – Мария Захарова

Дуло автомата все еще было в ее руке, когда справа от нее с бруствера съехал еще один немец. Но почему-то он сначала повернулся в другую сторону, видимо, не заметив прижавшуюся к стенке девушку. Этого мгновения хватило Варе, чтобы перехватить автомат и нажать на гашетку.

Дальше в голове девушки образовался сплошной туман, сквозь который смутно проступали осколки мыслей. В этом тумане она вернулась к упавшим, долго стояла над ними, не понимая, что нужно сделать, но зная, что что-то сделать нужно обязательно. Повинуясь какому-то внезапному импульсу, девушка опустилась возле упавших на колени и принялась тянуть немца, но тело его не сдвигалось ни на миллиметр. И тут к ее горлу подступила непреодолимая тошнота и ее стало рвать прямо на спину фашиста. Когда судороги прекратились, в голове девушки прояснилось, и она вспомнила наконец зачем так упорно пыталась сдвинуть немца: «Абидуев! Жив ли он?» Она уперлась ногами в стенку окопа и, навалившись всем телом, столкнула тело немца в сторону. Щуплое тело бойца было неподвижно, но под пальцами Вари, когда она прижала их к шее Абидуева, слабо бился пульс – Абидуев был жив.

Варвара понимала, что все заняло несколько мгновений, а казалось, что прошла вечность. Она успела протащить Абидуева всего несколько метров, когда увидела бегущих по ходу сообщения людей. Взгляд ее сконцентрировался на фигуре Большакова. Варя, не помня себя, вскочила на ноги и рванулась навстречу Егору. В этот момент что-то с огромной силой толкнуло ее в грудь, заставив отшатнуться, плечо обожгло огнем. Потом, вдруг, земля поменялась местами с небом, а потом все исчезло.

Кровать равномерно покачивалась, а под рукой Варя ощутила постельное белье, самое настоящее постельное белье, пахнущее настоящим хозяйственным мылом. Девушка медленно открыла глаза – за окном проносился черно-белый зимний лес, изредка мелькали телефонные столбы, как будто отсчитывающие вехи жизни под мерный стук колес. Поезд мчался на север, унося Варю из разрушенного Сталинграда, а вместе с ней тоску по погибшим, боль от разлуки с Егором и маленькую, но уже горячо любимую его частичку.

О том, что беременна, Варвара узнала десять дней назад в пересыльном госпитале, откуда раненых из-под Сталинграда, наспех подлеченных на правом берегу, отправляли в тыл. Маленькая, сухонькая старушка-нянечка, принеся полагавшуюся на обед похлебку из воды, пшена и крохотных кусочков картошки, стала уговаривать ее поесть после того, как девушка в очередной раз отодвинула от себя миску – аппетита не было уже несколько дней, а по утрам организм и вовсе отвергал любую пищу, один вид которой вызывал тошноту.

– Давай, давай, милая, надо крепиться, надо все выдержать ради нас самих, ради мужиков наших, хотя бы ради ребеночка. А то не выносишь ведь, и так слабая совсем. – Нянечка подняла подушку и подтянула Варю кверху, придав ей полусидячее положение. Руки ее были сухие и жилистые, но пахли чем-то очень родным, заставившим Варю вспомнить о матери, поэтому до нее не сразу дошел смысл сказанного. А нянечка погладила ее по голове и села рядом, умостившись на одеяле.

– Ешь, сердешная, силы-то нужны ведь. А тошнота пройдет скоро, вот увидишь. Такая уж наша бабья доля – деток вынашивать, потом рожать их в мученьях, потом растить. Все образуется. Все перемелется. О нем тебе думать надо, о маленьком своем.