Книга Черта: прогулка по грани, страница 109 – Мария Захарова

— Что, хреново?

Голос соседа по палате заставил Корягина вздрогнуть. Виктор нервно передернул плечами, гоня от себя прочь грустные мысли. Гоня безуспешно.

— Местами, — отозвался он, кинув быстрый взгляд на вытянувшегося на постели пациента клиники. Убеленные сединой виски и помятое после сна лицо — обычное зрелище для этого места.

— Ясно, — прокашлял тот в ответ, будто на самом деле понимал его состояние.

— Да?

— Естественно, я сам до последнего не говорил, — поделился сосед, устремив взгляд в потолок. — Она у меня очень чувствительная, сама могла загреметь в больницу из-за переживаний, — поделился он кусочком своей жизни. — Нежная очень. Ранимая.

— Моя тоже, — откровением на откровение ответил Корягин. — Изведется вся.

— Вот-вот. И Ира такая же. Потому и молчал, пока на операцию не пришла пора.

— А-а-а, — Виктор не знал, что тут можно добавить.

— Правильно ты все. Вон до тебя, Ванька пять дней отлежал и домой, таблетки попивать. Так что, не стоит заранее…

— Не стоит, — поддакнул Виктор на автомате, мысли его уже были далеко от этого разговора.

Будучи человеком своеобразного склада, Семеныч всегда доверял собственной развитой интуиции. Пусть большинство считало, что прислушиваться к внутреннему голосу — прерогатива женского пола, он придерживался иного мнения. Да и как иначе, если этот самый голос никогда мужчину не подводил. По большому счету именно благодаря ему Корягин многого добился в своей жизни — из уличного художника вырос в уважаемого всеми владельца реставрационной фирмы. И даже сейчас, будучи занят совсем иными делами, Корягин не мог игнорировать тревожные посылы, что рождались интуицией и заставляли мужчину нервничать непонятно почему.

Его сосед по комнате все также продолжал развивать мыль о необходимости ставить близких в известность о пребывании в клинике или отсутствии таковой. Семеныч краем уха слушал его, умудрялся вовремя кивать, ибо большего этот монолог от него не требовал, а сам раздумывал совсем о другом. Различные мысли друг за другом проносились в сознании руководителя "Пандеума", оформляясь, но пока не находя связи между собой. Введенский, Макаренко, икона, Мара — почему-то ему казалось, что за всем этим он что-то упускает. Что-то важное!

Заново прокручивая в памяти события последних недель, Корягин сосредоточился на том, чтобы выискать среди них единственно важное. Способное соединить остальные в стройную логическую цепь.

Он ощущал себя студентом, который, до боли сжав в сведенных судорогой пальцах кусочек мела, переминается с ноги на ногу у доски, пытаясь вспомнить недостающий фрагмент формулы, в то время как профессор уже начал нетерпеливо постукивать ручкой по развороту зачетной книжки, напоминая о печальном исходе проваленного экзамена. От этого звука сердце в груди замирало, а мозг лихорадочно перебирал все возможные варианты, уже не опираясь на размышления, а действуя методом "тыка" — попадешь, не попадешь.

Когда Корягин примерял очередное недостающее число, сосед по комнате прекратил свои словоизлияния и прибавил громкость телевизора. Транслировались новости, и Виктор непроизвольно заострил на них внимание. Восторженный голос диктора вещал с голубого экрана о прославленном меценате, который передал музею изобразительных искусств несколько бесценных по своему значению в мире изящного картин.