Книга Капитанская дочка. Дубровский, страница 94 – Александр Пушкин

Сам князь Верейский подчеркнуто стар и измотан жизнью и всевозможными пороками, но в обществе, которое ценит лишь богатство и знатность, больше обращают внимание не на характер человека, а на его финансовое положение. У него «три тысячи душ родового имения», т. е. три тысячи крепостных крестьян. Эта цифра включает в себя только совершеннолетних мужчин, то есть на самом деле крепостных у князя в полтора-два раза больше. У Дубровского-старшего было всего 80 душ – разница колоссальная.

Ужин в своём достоинстве ничем не уступал обеду. Гости отправились в комнаты, для них отведённые, и на другой день поутру расстались с любезным хозяином, дав друг другу обещание вскоре снова увидеться.

Марья Кириловна сидела в своей комнате, вышивая в пяльцах, перед открытым окошком. Она не путалась шелками, подобно любовнице Конрада, которая в любовной рассеянности вышила розу зелёным шёлком. Под её иглой канва повторяла безошибочно узоры подлинника, несмотря на то её мысли не следовали за работой, они были далеко.

Вдруг в окошко тихонько протянулась рука, кто-то положил на пяльцы письмо и скрылся, прежде чем Марья Кириловна успела образумиться. В это самое время слуга к ней вошёл и позвал её к Кирилу Петровичу. Она с трепетом спрятала письмо за косынку и поспешила к отцу в кабинет.

Конрад – герой поэмы Адама Мицкевича «Конрад Валленрод», который вступил в Тевтонский орден, чтобы отомстить за свою разоренную родину. Его возлюбленная, задумавшись, вышила розу зеленым шелком, а листочки – красным. Пушкин намекает, что в отличие от Альдоны, возлюбленной Конрада, Маша не растеряла трезвости мышления, была задумчива, но спокойна. Это подсказывает читателю, что девушка все же не влюблена, хотя мысли о поклоннике ее занимают.

Кирила Петрович был не один. Князь Верейский сидел у него. При появлении Марьи Кириловны князь встал и молча поклонился ей с замешательством для него необыкновенным.

– Подойди сюда, Маша, – сказал Кирила Петрович, – скажу тебе новость, которая, надеюсь, тебя обрадует. Вот тебе жених, князь тебя сватает.

Маша остолбенела, смертная бледность покрыла её лицо. Она молчала. Князь к ней подошёл, взял её руку и с видом тронутым спросил: согласна ли она сделать его счастие. Маша молчала.

– Согласна, конечно, согласна, – сказал Кирила Петрович, – но знаешь, князь: девушке трудно выговорить это слово. Ну, дети, поцелуйтесь и будьте счастливы.

Маша стояла неподвижно, старый князь поцеловал её руку, вдруг слёзы побежали по её бледному лицу. Князь слегка нахмурился.

Комичность высказывания Кирилы Петровича подчеркивает драматичность сложившейся ситуации: «Ну, дети, поцелуйтесь…» сказано человеку, который по возрасту ближе к самому Кириле Петровичу, нежели к Маше. А неравность этого брака не только по годам, но и по складу характеров не смущает отца девушки.

– Пошла, пошла, пошла, – сказал Кирила Петрович, – осуши свои слёзы и воротись к нам веселёшенька. Они все плачут при помолвке, – продолжал он, обратясь к Верейскому, – это у них уж так заведено… Теперь, князь, поговорим о деле, то есть о приданом.

Марья Кириловна жадно воспользовалась позволением удалиться. Она побежала в свою комнату, заперлась и дала волю своим слезам, воображая себя женою старого князя; он вдруг показался ей отвратительным и ненавистным… брак пугал её как плаха, как могила… «Нет, нет, – повторяла она в отчаянии, – лучше умереть, лучше в монастырь, лучше пойду за Дубровского». Тут она вспомнила о письме и с жадностию бросилась его читать, предчувствуя, что оно было от него. В самом деле оно было писано им и заключало только следующие слова: