Книга Пустая комната №10, страница 39 – Серафина Нова Гласс

– А, так ты мне угрожаешь? Еще раз навредишь ребенку, и это будет последнее, что ты сделаешь в жизни! В эту игру можно играть вдвоем, и только одному из нас требуется лечение у психиатра, так что давай потягайся со мной, придурок! – орет Каллум, но в его браваде явно звучат нотки сомнения, я слышу их даже издалека.

Легкость и уверенность, свойственные задире Эдди, явно не присущи Каллуму. Я даже вижу, как краснеют его щеки, когда он неуклюже пытается настоять на своем.

А потом из своей квартиры выходит Роза. Эдди, вероятно, тоже ее замечает, потому что тут же возвращается обратно, будто ничего не произошло. Он подходит к своему пикапу и закуривает. Роза озирается, не видит его и снова скрывается в квартире. Каллум тоже озирается, но неуверенно, а потом кивает, словно победил в споре, и идет домой.

– Не надо было ему этого делать, – раздается голос у меня за спиной, и я подпрыгиваю, сердце уходит в пятки.

– Черт!

Обернувшись, вижу сидящую на порванном шезлонге рядом с дверью квартиры миниатюрную женщину, она курит «Кэмел лайт» и качает головой, глядя на бассейн.

– Вы меня напугали, – говорю я.

– Бу-у! – говорит она, вытягивая руку, и смеется. – Я многих пугаю, но не принимаю это близко к сердцу.

– Я серьезно. Вы меня напугали. Простите, как вас зовут? – спрашиваю я, пожимая все еще протянутую руку.

– Бэбс, но все зовут меня дядя Фестер^[2], и… ему не следовало так поступать.

Я прекрасно понимаю, почему ее так прозвали, хотя это ужасно. Ее лысая голова блестит, под глазами нависли огромные мешки. Не знаю, может, она больна, но, конечно, я об этом не спрашиваю. Понятия не имею, что думать об этой странной женщине, моей ближайшей соседке.

– В смысле не должен был бросать своего ребенка в бассейн?

– Нет. Каллум. Так вроде его зовут. Ему не следовало вмешиваться. No bueno^[3].

Она выдувает сигаретный дым и закашливается, отгоняя его рукой.

– В смысле? Он же спас мальчишке жизнь. Никто даже внимания не обратил, а отец просто…

– Думайте, что хотите, но он поставил Эдди Бакко в неловкое положение. И теперь он у того в списке нежелательных персон. Вы его знаете? Каллума?

– Вроде того.

– Тогда скажите ему, чтобы был начеку.

– Почему? Эдди выглядит чокнутым, но вы же не думаете, что он и правда опасен.

– Ох, милая. Когда остаешься невидимой, замечаешь много разного дерьма. Однажды поздно вечером я пошла в «Трилистник» на Восьмой за куревом, около года назад, и увидела на заднем дворе Эдди и еще несколько парней. А один лежал на земле. Весь в крови. И они запихнули его в мусорный бак, вот так просто. Я не могла поверить своим глазам. Мне не следовало там находиться, но они меня не заметили.

– Что-что? – переспрашиваю я с колотящимся сердцем, думая о Генри, а вдруг он как-то связан с этим безумцем?

Небо темнеет, словно подает знак. Падает несколько капель дождя, мамочки собирают пакеты с едой и игрушки и кричат детям, чтобы выбирались из воды, прежде чем ударит молния.

– Ага, и они еще переругивались, но в основном на испанском, а мой испанский оставляет желать лучшего, хотя суть я уловила – тот парень задолжал им пятьсот баксов за препараты или что-то в этом роде. Можете в это поверить? Бедолага оказался в помойном баке «Трилистника» всего за пятьсот баксов. Вот в каком мире мы живем.