Книга Черное Сердце, страница 56 – Анна-Лу Уэзерли

Данни-Джо искренне тронут и улыбается.

Она оставляет страницу открытой и идет в гостиную, где садится на диван и закуривает сигарету, выпуская над собой кольца дыма, наблюдая, как они образуют идеальные буквы «О», прежде чем постепенно свернуться и сойти на нет. Она играет лезвием бритвы между большим и указательным пальцами, перекладывая его между ними, очарованная тем, как на нем отражается свет из окна. Она не потрудилась задернуть шторы; они находятся на верхнем этаже, на них никто не смотрит, никто не может видеть. Ее мысли снова встревожены потенциальной проблемой, связанной с тем, что ее засняли камеры видеонаблюдения, когда она входила в квартиру Киззи в тот день, когда она отравила кошку. Она уже солгала полиции: что ее там не было. Первым делом с утра она нанесет визит охраннику здания и каким-то образом заставит его стереть записи последних нескольких недель. Эта досадная проблема беспокоит Данни-Джо, но этого недостаточно, чтобы помешать ей вернуться в свою квартиру, оставив Киззи погружаться в глубокий сон. Теперь у нее есть цель, божественная. Она в долгу перед Мамочкой-Медведицей, бедной несчастной Мамочкой-Медведицей, мученицей собственного горя, рабыней собственных иллюзий о добре и надежде. Данни-Джо больше не может видеть, как она страдает таким образом, точно так же, как страдала ее собственная мать. Она добрая; Киззи признает это в ней, как и ее мать. И поэтому она должна, должна совершить этот бескорыстный акт доброты и положить конец своим страданиям.

Данни-Джо тушит сигарету в раковине, заталкивает окурок в сливное отверстие и открывает кран. Киззи сейчас спит, в коматозном состоянии. Она придвигается ближе к кровати и некоторое время наблюдает за ее тяжелым дыханием, ритмичный звук почти гипнотизирует. Войдя в ванную, она открывает шкафчик и достает оттуда несколько бутылочек с таблетками, прежде чем высыпать большую часть их содержимого в туалетную бумагу. Она откладывает несколько штук в сторону, прежде чем спустить бумагу в унитаз. Затем она беспорядочно расставляет флаконы на кровати, а один — на боку на прикроватном столике, из которого высыпаются оставшиеся несколько таблеток. Она снимает крышку с бутылки водки, которую принесла с собой, и выливает половину в раковину, прежде чем сделать несколько щедрых глотков сама, проводя губами по зубам, когда дыхание покидает ее тело — она ненавидит водку, это отвратительный напиток бродяг, безвкусный и неприятный для горла, напиток для достижения цели, грубый. Она раздвигает губы Киззи и наливает немного прозрачной жидкости ей в рот. Она начинает задыхаться, когда она бьется в конвульсиях, из нее доносится сухой рвотный звук. Этого достаточно, чтобы вызвать непроизвольную физическую реакцию, но недостаточно, чтобы разбудить ее, во всяком случае, не совсем. Она стонет и что-то бормочет.

«Тише, мамочка-Медведица, — успокаивает ее Данни-Джо». Мы не хотим скандала, подумай о соседях…»

Киззи кашляет, пытаясь избавиться от посторонней жидкости, которая обжигает ей пищевод. Ее глаза на секунду открываются, но так же быстро закрываются. Она содрогается, на мгновение садится и падает на спину. Ее сердце учащенно бьется.

Музыка; Данни-Джо решает, что ей хочется музыки. Она ставит бутылку на прикроватный столик и идет включать радио. Magic FM. Там крутят все, кроме песни девушки «Walking Wounded». Она улыбается уместности. Это знак. Она уверена в этом. A fait accompli. Она начинает тихо напевать себе под нос: «Чего ты хочешь от меня, ты пытаешься наказать меня, наказать меня за то, что я люблю тебя, наказать меня за то, что я отдаю тебе…» Она знает эту песню. Она слышала это раньше. Ее матери это нравилось. Она берет бритвенное лезвие, которое положила на край раковины, и направляется к кровати. Запястье Киззи безвольно обмякает, когда она берет его в руку, прежде чем разрезать вертикально. Кровь попадает прямо на нее, разбрызгивается по груди и нижней части лица, теплой струей попадает на губы и подбородок. Это не вызывает у нее такого отвращения, как было с Папой Медведем. Она хочет этой близости с Киззи, с Мумий-Медвежонком. Она не вздрагивает и не вытирает его, но восхищается теплом жизненной силы Киззи на своей коже, прежде чем взять ее за другое запястье, держа его в руке как трофей.