Книга Черное Сердце, страница 59 – Анна-Лу Уэзерли

Крэйг Мазерс проникает в мои мысли, когда я ухожу со своими покупками. Я не знаю, зачем я пошел в дом его матери прошлой ночью. Я не совсем уверен, чего я хотел, и, оглядываясь назад, я немного испугался. Я чувствовал, как злость и обида растут внутри меня, как термометр, Как я сделал путешествие, чувство несправедливости, что он, Мэтерс, живет и дышит, что он отправится домой, к матери и отцу, к своей подруге; он получает смеяться и кушать, улыбаться и петь, и заниматься любовью, быть нормальным снова. Он оставляет прошлое позади; у него есть шанс начать все сначала, простить себя и двигаться дальше. Я полагаю, что он уже простил себя, я имею в виду, и я представляю, что говорят его семья, его девушка, обнадеживающие слова любви и поддержки, которые они ему говорят: «Ты отсидел свой срок, сынок, ты заплатил за свою ошибку, теперь пришло время начать все сначала, время начать жить, простить себя и двигаться дальше».

Что ж, я здесь, чтобы напомнить ему; я здесь, чтобы убедиться, что он никогда не забудет, что он сделал, жизни, на которые повлияли его действия, волновой эффект смерти моей девочки. Я хочу, чтобы Мазерс знал, что, хотя его семья, возможно, и дала ему отпущение грехов, я этого не делал и никогда не сделаю. Говорят, что ты роешь две могилы, когда жаждешь мести, и большую часть своей жизни я соглашался с этим утверждением. Но теперь, теперь я понимаю, преступления возмездия, свидетелями которых я был, естественное человеческое желание причинить боль тому, кто причинил боль тебе, разрушил твою семью, твою жизнь, твое будущее. Теперь я понимаю, что побуждает человека сравнять счет. И мне это не нравится, мне не нравится, что это заставляет меня чувствовать, но, тем не менее, я это чувствую. Убийственные мысли приходят мне в голову, когда я резко поворачиваю направо; Я представляю Мазерса, стоящего посреди дороги, его крысиные черты лица выцветают в свете фар дальнего света, он прикрывает лицо рукой, чтобы защитить глаза, когда я нажимаю на акселератор…

Дом матери Мазерса был довольно скромным полуподвалом, расположенным в пригородном тупике недалеко от Саутгейт. Он был уединенным и находился в стороне от дороги. Я полагаю, хорошая дорога, такая, по которой мог бы жить строитель, который не так уж плохо устроился для себя, — такая, какой вы и ожидали. Я припарковался у дерева несколькими домами дальше, убедившись, что мне хорошо видна входная дверь в георгианском стиле. У входа горел свет, люди были дома. Я уставился на дом, не в силах оторвать от него глаз ни на секунду на случай, если я что-то упустил, чего не знаю. Я не мог сказать, как долго я сидел там, наблюдая, ожидая, но через некоторое время женщина вышла из дома. Я не узнал ее, но предположил, что это мать Мазерса. Увидев ее, я теперь вспомнил ее по судебному делу, медно выглядящую блондинку в ярких костюмах и с густым макияжем, немного похожую на Пегги Митчелл из Eastenders» В то время я так и думал. Однажды во время расследования дела о непредумышленном убийстве она посмотрела мне в глаза, и я помню, что подумал, какой грустной она казалась. Мы никогда не разговаривали, но у меня сложилось впечатление, что она была типичной женщиной, немного грубой, но доброй, и что ей было жаль меня, своего сына, саму себя. Волосы у этой женщины были темнее, может быть, короче, что навело меня на мысль, что это могла быть не одна и та же женщина. С ней была собака, один из тех английских бульдогов с повязками на глазах и вздернутым носом. Она была на другой стороне улицы, и я отвернулся, схватил свой телефон и притворился, что смотрю на него, пока она не прошла мимо. Я посмотрел на часы и понял, что просидел возле дома Мазеров почти два часа. Это вернуло меня к реальности, и как только она исчезла в зеркале заднего вида, я завел двигатель и уехал.