Книга Черное Сердце, страница 79 – Анна-Лу Уэзерли

«Я… я…» — повторяет она, открывая и закрывая рот, как рыба. Она хочет, чтобы я перелил содержимое своего рта в ее, и я должным образом подчиняюсь, но это напоминает мне о Рейчел, потому что мы часто так делали, делились напитками и жевательной резинкой, делились всем. Она извивается подо мной, хотя я не смею взглянуть на нее сверху вниз и держу глаза закрытыми. Мне страшно, я на самом деле боюсь смотреть на нее, видеть ее обнаженное тело под моим, потому что она не Рейчел, она не моя девушка, и все же, если я буду держать глаза закрытыми… Теперь она тянет за мой ремень, расстегивает его и пуговицы ширинки. Ее руки на ощупь мягкие и теплые, ее тело упругое и шелковисто-гладкое; моего носа достигает ее интимный, легкий аромат. Я немного отстраняюсь от нее, поэтому она придвигается ближе, перекидывая ногу через мою сторону, почти прижимая меня к себе. Она снова начинает целовать меня, но чувствует мое нежелание. Момент упущен, и она мягко перекатывается с меня на спину, ветерок, дующий с террасы на крыше, укрывает нас.

Я внезапно чувствую себя абсолютно трезвым, и вместе с этой трезвостью приходит чувство, что все это неправильно, и я не хочу быть здесь. Я чувствую себя несчастным и пытаюсь заговорить, но она останавливает меня.

«Все в порядке, Дэниел, «мягко говорит она, «правда».

Я проглатываю слезы, которые скопились в уголках моих глаз, и ненавижу себя.

«Ты просто не готов или это я?»

Я хочу посмотреть на нее, но не делаю этого. Меня гложет чувство вины, вины за то, что я чуть не отпустил Рейчел, занявшись любовью с другой женщиной, и вины за то, что я не занялся любовью с Флоренс, обнаженной Флоренс, которая лежит рядом со мной на кровати отеля, за которую я заплатил. И это такой странный и непривычный опыт — отвергать красивую обнаженную женщину, которая, кажется, искренне заинтересована во мне и заводится от меня. Это впервые для меня и, я подозреваю, для нее тоже.

Я хочу сказать ей, что это не она — что это я, — но даже в моей голове это звучит так банально, что я внутренне съеживаюсь. И, по правде говоря, я не совсем уверен, в чем дело — в ней или во мне, или в нас обоих, или во всем остальном, или в выпивке, или в деле, над которым я работаю…

«Мне так жаль», — наконец говорю я. Я чувствую себя опустошенной, измученной, пораженной внезапным и сильным недомоганием. «Я должна идти».

Я сажусь, но она нежно касается моей руки.

«Не уходи, Дэниел», — говорит она, и тон ее голоса почти сводит меня с ума. «Останься здесь, ляг со мной, просто ляг со мной».

И хотя меня одолевает настоятельная необходимость уехать, я делаю, как она просит, потому что не могу быть настолько жестоким. Это не ее вина.

Некоторое время мы оба молчим, и это не то чтобы неловко, скорее смиренно. Кажется, прошла целая вечность, прежде чем Флоренс сказала: «Расскажи мне о ней, расскажи мне о Рейчел».

Солнце встает, когда я возвращаюсь домой; это прекрасное утро, ясное и яркое, обещание наступления нового дня. Мне нравится это утреннее время, не в последнюю очередь потому, что без пробок Лондон выглядит по-другому, почти безмятежно.

Я включаю радио; оно играет песню Флитвуда Мака «Go Your Own Way». Я отчаянно хочу попасть домой, принять душ, смыть часть вины и печали, которые липнут ко мне, как пот. Кофе и душ, вот что мне нужно. Тогда со мной все будет в порядке…