Книга О чем говорят кости. Убийства, войны и геноцид глазами судмедэксперта, страница 104 – Клиа Кофф

Подвергнуть сомнению основное представление о том, как устроен мир, уже достаточно большое потрясение, даже если оставить за скобками необходимость внесения и других коррективов. Я вернулась в аспирантуру после двух миссий в Боснии в 1997 году: проекта «Врачи за права человека» для Международной комиссии по пропавшим без вести в Сараево и судебно-медицинской миссии МТБЮ в Брчко. Через несколько дней после возвращения в Штаты я отправилась на свое первое занятие в университет Небраска в Линкольне: в полевой одежде, угрюмая и нелюдимая, в предвкушении, если у меня кто-то что-то попросит, я скажу:

– У меня даже ручки нет, – а затем рявкну: – Какой смысл в том, что мы сидим здесь и обсуждаем тонкости матрилокальности и ее влияние на гендерную идентичность, когда люди умирают по всему миру ПРЯМО СЕЙЧАС?

Однако вскоре я должна была признать, что трое моих профессоров не только хорошо эрудированны, но также отлично осведомлены о происходящих в мире вещах. Я расслабилась и признала авторитет университета, отдав должное таким его опциям, как свободный выбор тем для работы, что позволило мне исследовать такие предметы, как преколониальная Руанда, или же, воспользовавшись своим новым пониманием воздействия дисбаланса соотношения полов на популяцию эскимосов, применить его к постконфликтным группам, таким как «Женщины Сребреницы».

Как ни странно, но отдаленность от могил и моргов и в то же время постоянное погружение в тему, но уже на другом уровне, дало мне ясное понимание нужности моей работы во «Врачах за права человека» и международных трибуналах. Чем больше я читала о событиях, в результате которых было убито множество людей, чем чаще смотрела на эти гибели через исследовательскую оптику, тем большее эмоциональное наполнение приобретала моя работа на могилах. Бывало, по ночам я просыпалась от того, что мне приснилось, что я вновь в поле, вновь на захоронении. Утром я шла на занятия, речь заходила о какой-то концепции, и я думала: «О, это полностью применимо к Руанде». Потом по дороге домой я слушала по радио репортаж об аресте и отправке в Гаагу одного из обвиняемых в резне в Вуковаре. А потом была эта статья о Конго… Я почувствовала себя плохо физически. Но когда я узнала о просьбе жителей Рачака, я на секунду почувствовала, будто они обращаются лично ко мне. Журнал с репортажем из Рачака был первой вещью, которую я положила в сумку, собираясь в Косово.

В аэропорту Цюриха группа саперов из Зимбабве шагала вдоль рядов европейских туристов. Я знала, что саперы, скорее всего, добираются в Косово через Македонию, поскольку косовские аэропорты все еще не работали. Поэтому я решила последовать за саперами до выхода на посадку. Где обнаружился, конечно же, Хосе Пабло Барайбар.

Полет до Скопье показал нам страну, которая сверху выглядела вначале как Швейцария с ее альпийскими хребтами, затем как богатая пышными пастбищами и фермерскими полями Австрия и, наконец, как гористая, с пожелтевшими холмами Калифорния. Правда, вместо калифорнийских дубов здесь был ржаво-красный кустарник. Самолет начал снижаться, и я увидела еще больше фермерских полей, множество домов с крышами из красной черепицы и недостроенными верхними этажами – типичная картина для Греции, Боснии и Хорватии. С воздуха Скопье похож на дно ковша с изящно загнутыми вверх краями. Вдали виднелось Косово с его острыми заснеженными вершинами, словно нарисованными на небе.