Онлайн книга «О чем говорят кости. Убийства, войны и геноцид глазами судмедэксперта»
|
Именно тогда у меня начало появляться более широкое видение нашей работы. Пусть я имела дело только с зубами и теми вещами, на которые хотели обратить мое внимание другие антропологи, я видела картину целиком: сколько женщин прошло через наши руки, сколько подростков или юношей, какие вещдоки и личные вещи были извлечены. Когда я впервые увидела зажигательную пулю, выпавшую из головы старого беззубого мужчины, и уже знакомые пули калибра 7.62, извлеченные из колена и плеча двадцатидвухлетнего парня. Последнего я эксгумировала месяц назад. Родственники нашли его тело в Ораховаце, совсем недалеко от нашего морга, и предали земле. В момент, когда я снова встретилась с ним, я подумала, что все возвращается на круги своя. Тела возвращались туда, где их нашли, а я составляю зубные карты людей, которых сама выкопала из земли. Я знала все в деталях, потому что имела доступ ко всем нашим полевым записям в базе данных. Теперь я имела полную картину. Я знала, что двадцатидвухлетнего парня в последний раз видели, когда его увозили из города Б. в Ораховац, и что с собой у него была сумочка с драгоценностями жены. Сейчас эта сумочка была пуста. Убийцы вывернули ее наизнанку и забрали содержимое. А еще у нас был труп мужчины с позеленевшим от пули с медной оболочкой плечом. Мягкие ткани некоторых тел отлично сохранились благодаря воде, проникшей внутрь гробов или саванов, поэтому, как только прибыло все необходимое, мы смогли провести полное вскрытие, извлечь и полноценно исследовать органы. Мозг тоже сохранился. Поскольку теперь не я исследовала тела, я начала по-другому относиться к ним. Закончив одну одонтограмму, я поворачивалась и смотрела на новое тело, чтобы оценить, в каком состоянии его зубы, но вместо того чтобы сосредоточиться на зубах, я всматривалась в лицо старика с щетиной, которой, казалось, всего три дня. Или смотрела на женщину в позе эмбриона, с украшениями и с детской соской в руке. Это был не лучший способ провести свой рабочий день, я знала это по Боснии. Мне нужно было сосредоточиться на работе, но что-то изменилось со времени моих миссий в 1996-м и 1997-м. Мне больше хотелось понять, как эти тела отражают то, что произошло в Косово, – своими травмами и теми предметами, которые мы находили вместе с ними. Меня заинтриговало, что на них было много слоев одежды – как у людей в Руанде, – потому что они тоже знали, что им придется покинуть свой дом, но не знали надолго ли. Я также наблюдала экстремальный разброс возрастов: некоторые лобковые симфизы были самыми старыми из всех, что я когда-либо видела – от восьмидесяти до девяноста лет, то есть почти за пределами шкалы Суши-Брукса, и были очень юные – количество детских трупов опять заставляло вспоминать Руанду. Вещдоки действовали на меня по-разному. Когда нашли первое тело с пулями калибра 7.62, все кричали: – Клиа, иди скорее, посмотри! Я лишь мельком взглянула на труп, потому что в 1996 и 1997 годах я насмотрелась на эти пули на всю жизнь. Профессиональный интерес к пулевым ранениям пропал. Осталась только печаль: все было жестоко, ужасно и болезненно. Мои коллеги по команде понятия не имели, сколько времени патологоанатомы в Калесии тратили на выковыривание пуль под флюороскопом, прежде чем просто начать вскрытие. Мы могли извлечь полтора десятка пуль из тела, а потом прозектор опрокидывал мешок для трупов, и из него выпадал еще десяток и несколько гильз. |