Онлайн книга «О чем говорят кости. Убийства, войны и геноцид глазами судмедэксперта»
|
Мы понимаем, как наша работа влияет на воспоминания семей: когда сомнительное облегчение от знакомства с содержимым мешка для трупов сменяет страхи и тягостные раздумья о судьбе пропавших близких. В этот момент событие, которое они запомнили как точку отсчета временного отсутствия их близкого человека, начинает восприниматься как событие, непосредственно предшествовавшее смерти этого человека. Их воспоминания изменились – у кого-то незначительно, а у кого-то – кардинально. Когда я говорила об этом, некоторые слушатели согласно кивали, другие закрывали глаза, видимо, пытаясь представить себя в такой ситуации. Я думала, что студентам будет сложно понять, как судмедэкспертиза влияет на коллективную память в постконфликтных обществах. Я начала с того, что попросила их представить такую ситуацию: рассказы очевидцев о каких-то преступлениях, совершенных властями или военными, отрицаются, высмеиваются или объявляются фантазиями самих очевидцев – собственным правительством, вооруженными силами или полицией, то есть теми самыми институтами, которые обвиняют в этих преступлениях. Затем я предложила представить, что эти рассказы подтверждаются самыми неопровержимыми вещественными доказательствами: к примеру, человеческими телами в могиле, в которой, по словам властей, захоронены животные. Обычно, когда в совершении преступлений замешано правительство, улики можно найти только в малоизвестных секретных докладах, которые в ближайшее время вряд ли окажутся в руках журналистов-расследователей. Не всегда такие преступления связаны с массовыми убийствами и не всегда их доказательствами являются мертвые тела, которые благодаря судмедэкспертизе могут обрести голос – предоставить информацию о том, что произошло, что стало причиной их смерти. Обнародование таких доказательств способно «бросить вызов восприятию уважаемых институтов», как выразилась историк Дебора Липштадт в 1997 году. «Поместив» государственные институты «под увеличительное стекло», я заставила студентов задуматься. Более пристальный взгляд помогает увидеть, что эти государственные институты с самого начала отрицали свои противозаконные действия, которые были нами позже неопровержимо доказаны, и что обнаруженные после окончания самых разных конфликтов тела рассказывали очень похожие истории. К примеру, когда речь идет о Руанде, обычно утверждают, что эта страна пережила «спонтанное племенное насилие» в 1994 году, в то время как о бывшей Югославии говорят, что здесь имела место «война» между отдельными «этническими и религиозными группировками» с 1991 по 1995 год. Как такие разные конфликты могли оставить после себя мертвецов, которые рассказывают одну и ту же историю? Внутренне перемещенных лиц сгоняют вместе или направляют в определенные места и затем убивают. Как могли «спонтанное насилие» или «война» оставить вещественные доказательства, которые ясно свидетельствуют о том, что подготовка к массовому убийству мирных жителей велась заблаговременно и методично? Я думала о блокпостах, заранее расставленных по всей стране для проверки гражданских лиц, о запасах проволоки и ткани, о выкопанных с помощью тяжелой техники могилах, несмотря на острый дефицит топлива. Как только я начала понимать, что сотни и тысячи тел, найденных на двух континентах, рассказывают одну и ту же историю, я стала задумываться, что же на самом деле происходит во время этих конфликтов? Каковы причины, порождающие столь близкие сценарии? Об одной из них говорилось в судебных залах Трибунала: в поисках простых ответов на вызовы времени правительства решали уничтожить активно выступавших против и изгнать недовольных – либо прямым давлением, либо запугиванием. |