Книга О чем говорят кости. Убийства, войны и геноцид глазами судмедэксперта, страница 47 – Клиа Кофф

Следующее утро не дало никаких результатов кроме того, что мы послужили отличным завтраком для местных комаров, поэтому Билл отозвал приглашение патологоанатомам. Прежде чем начать работать со скелетами из выгребной ямы, мы отправились в деревеньку Нтарама, что находилась примерно в 30–40 километрах к югу от Кигали. Нтарама известна своей красной почвой и церковью, которую превратили в весьма необычный памятник жертвам геноцида. Внутри церкви тела жертв оставлены лежать именно так, как они были обнаружены в 1994 году. Церковь и прилегающую территорию охраняли двое стариков. Как только они провели нас на простой церковный земляной двор, мы потеряли дар речи.

Главное здание уступало в размере церкви в Кибуе, но здесь была большая открытая площадка, где под брезентовым навесом стояли ряды сложенных друг на друга поддонов. На поддонах лежали груды костей, собранных местными жителями в окрестностях церкви. Кости были классифицированы по принципу однотипности – все плечевые вместе, все бедренные вместе, все черепа вместе и так далее, – примерно так же, как на старых фотографиях из Камбоджи. Подойдя к зданию церкви, я не знала, чего ожидать, пока сторожа жестами не предложили нам подойти ближе к окнам и дверям и заглянуть непосредственно внутрь. Я увидела там такие же скамьи без спинок, как в церкви Кибуе… но они были буквально окутаны… обвернуты мумифицированными и разлагающимися останками множества, множества людей. Одежда где-то прилипала к телам, где-то отваливалась и падала, и вся эта масса словно растекалась по помещению. Невозможно было понять, где заканчиваются тела и начинается пол. Пола вообще не было видно. В середине комнаты лежал матрас – видимо, послуживший кроватью кому-то из укрывшихся в церкви в последние дни жизни.

Двое стариков-охранников сказали нам, что мы можем фотографировать все что захотим. А я даже не смогла вытащить фотоаппарат из сумки, хотя не думаю, что когда-нибудь вид этой церкви сотрется из моей памяти. Мне казалось, что я стала свидетелем какого-то искажения времени и попала в прошлое, но в Кибуе так мог выглядеть тот просторный церковный зал до того, как местные вытащили из него все тела и захоронили их в большой могиле, с которой мы затем работали. В моей голове стояли образы множества церквей, стоящих рядами между Нтарамой и Кибуе, в каждой из которых творилось насилие и воцарялась смерть, и это видение было чудовищно тяжелым.

Церковь в Нтараме не только памятник, но и вещественное доказательство. Доказательство геноцида; доказательство того, что убийцы не удосуживались даже спрятать улики (из высокомерия или лени?); доказательство систематического, организованного характера убийств (людей буквально свозили в церкви и на стадионы). А лежащие на поддонах выбеленные солнцем кости – доказательство того, что даже те, кто смог выбежать из здания церкви, были убиты. Смерть настигла их на улице.

Нтарама не единственный подобный мемориал жертвам геноцида в Руанде. Другие мемориалы находятся под открытым небом: на больших платформах выставлены кости, собранные с обширных территорий. Судебные антропологи назовут такое смешивание костей нескольких людей комминглингом, или смешиванием образцов. Надо сказать, что судмедэксперты и следователи избегают комминглинга, поскольку это усложняет идентификацию. Означает ли это, что Руанда не уделяет достаточно внимания опознанию и возвращению останков родственникам? Не знаю… Может, такой подход связан с тем, что в большинстве случаев у погибших не осталось родственников. В 1994-м буквально вырезали семьями. Но все-таки… Разве не осталось людей, которые требуют установления личностей всех жертв, как в Боснии и Аргентине^[3]? Или же дело в том, что, несмотря на обращение в начале ХХ века большинства населения региона в католицизм и адаптации местных похоронных ритуалов, Руанда вернулась к оригинальным обрядам, предписывающим, в частности, оставлять усопших без погребения, на пустынных холмах, в болотах или пещерах?