Книга Топор, страница 61 – Дональд Уэстлейк

Я выезжаю на Нью-Хейвен-роуд, поворачиваю налево и проезжаю мимо места, где у меня был не очень вкусный ланч — завтра, если я все еще буду на вахте, мне придется поискать другое место, где можно поесть, — и направляюсь домой.

Одно странное преимущество в этом несчастном опыте с Марджори заключается в том, что мне больше не нужно говорить ей, куда я иду. Мы больше не так много разговариваем друг с другом. Сегодня утром, после завтрака, я просто сел в «Вояджер» и уехал.

Избавление от необходимости придумывать места назначения, собеседований при приеме на работу и библиотечных исследований — это большое облегчение. Не самое большое бремя, конечно.

Возвращаясь домой, я не могу удержаться от сравнения КБА и его жены со мной и Марджори. Это правда, что он не был без работы так долго, как я, и у него могла бы быть гораздо более солидная финансовая подушка. В его резюме не упоминались дети, и я не видела никаких признаков присутствия детей в доме, и, если подумать, их сплоченность ассоциируется у меня с бездетными парами.

Дети — это большие расходы в жизни, или одна из самых больших трат. Если у КБА и его жены нет детей, и если у них есть сбережения побольше, и я знаю, что он не был безработным так долго, как я (и ему все еще нет пятидесяти, сукин сын, как он любит нам говорить), то, естественно, он отнесется к своей ситуации спокойнее, чем я, он будет более терпеливым, менее обеспокоенным. Это не повлияет так сильно на его брак, пока нет. Но подождите, пока он не останется без работы на два или три года, тогда увидите, насколько они близки.

Что ж. Мы не будем это тестировать, не так ли?

Сегодня ночью я сначала не могу уснуть. Мы с Марджори теперь вежливы друг с другом, даже беспокоимся друг о друге, но ни одному из нас нечего сказать. Этим вечером мы вместе смотрели телевизор, и в десять часов шел какой-то специальный выпуск «говорящих голов» о тысячелетии, который мы посмотрели по негласному взаимному согласию, но ни один из нас не сделал никаких комментариев во время программы, как мы обычно делали.

Я пропустил это, маленькие неуважительные замечания о телешоу перед нами, и я уверен, что Марджори тоже пропустила это, но не было никакой надежды, что кто-то из нас сможет прорваться.

Находиться вместе в постели — это мрачно. Мы не прикасаемся друг к другу. Мы не замечаем присутствия друг друга. Свет выключен, и из-за того, что сегодня продолжалась облачность, ночь очень темная, и мы лежим здесь рядом друг с другом, как посылки, которые нужно доставить, и какое-то время я не могу уснуть. Я не знаю, уснула Марджори или нет, я знаю только, что я не сплю, и мои мысли вертятся то в одну, то в другую сторону.

Я думаю о многих вещах. Я думаю о предстоящей работе в Аркадии. Я думаю об убийстве парня, когда узнаю, кто он. Я думаю об обстоятельствах, которые привели меня сюда, в это тернистое место. И я думаю о тысячелетии.

Странно, что. Я никогда раньше не думал об этом, что простая произвольная нумерация лет может оказать на нас влияние, но оказывается, это так. Изменение номера года с 1 на 2, которое произойдет всего через два с половиной года, по-видимому, оказывает огромное влияние на умы и действия людей, а также на само общество.

Это смешно, конечно. В жизни не может быть более произвольного числа, чем число года. Тот, который мы используем, датирован рождением кого-то, кто, возможно, существовал, и если он действительно существовал, то его день рождения был либо на четыре, либо на шесть лет раньше даты, выбранной при расчете года. Итак, даже если вы согласитесь с Иисусом Христом — да, он Бог, да, он родился, да, мы отсчитываем наши годы от его рождения, — даже тогда это не может быть 1997 год, как мы думаем. Нет, это должен быть либо 2001, либо 2003 год, и тысячелетие уже прошло, так что беспокоиться слишком поздно.