Книга Не спрашивай, страница 6 – Дональд Уэстлейк

— Это реликвия, — объяснил Тини. — Она принадлежала Святой. Это кость от Святой, поэтому она считается реликвией, — и он обратился за поддержкой к своему брату: — Я прав?

— Тик точно!

— А теперь вернемся к моей родине, — продолжил Тини, — они хотят…

— Пардон, Тини, — прервал его Дортмундер, — но что это за страна такая?

— Ну, это выглядит на первый взгляд довольно сложно, — начал Тини. — Это очень древняя страна, но в то же время она является и довольно молодым государством.

— А у этой страны есть, вообще, имя?

— Позже, — заверил Тини.

Дортмундер нахмурился.

— Позже? Это имя такое?

— Нет, нет, — возразил Тини. — Ты все время усложняешь, казалось бы, простые вещи, Дортмундер. Мою родина называется Тсерговия.

На звуки этого священного слова его кузен даже встрепенулся.

— Тсерговия, — размышлял Дортмундер. — Нет, никогда о ней не слышал, — он глянул на Келпа, который отрицательно покачал головой, и на Стена, который произнес:

— Если это не входит в знаменитую пятерку районов Нью-Йорка, то я также ничего не знаю об этой стране.

— Это крошечная бедная страна, которую исторические события привели к разрухе. В средние века на протяжении долгого времени моя родина была независима, позже, к несчастью, вошла в состав Австро-Венгерской империи. Однажды вся ее территория вплоть до горного хребта чуть было не стала частью Албании. Спустя еще какое-то время пришли комуняки и присоединили ее к другой дерьмовой стране, к Вотскоэк…

Грийк зарычал как раненый зверь.

— …и назвали ее как-то по-другому, но теперь коммунисты ушли и вся Восточная Европа трещит по швам. Тсерговия снова cтала независимым государством.

— Наконец-то свободным, — добавил Грийк.

— И она станет по-настоящему другой страной, — заверил Тини, — с того момента как мои дедушка и бабушка решили уйти в… — он нахмурился и повернулся к кузену: — Напомни мне еще раз, как называлось то место?

— Стиптия, — помог Грийк.

— Н-да, верно, — согласился Тини. — Мой фамильный деревенский дом.

— Красивая небольшая деревушка, — мечтательно произнес Грийк, — которая размустилась межу скал и гор.

— Один мой дед был деревенским кузнецом, — сказал остальным Тини, и в голосе слышалась гордость за семью. — А другой… — и снова он потерялся.

Почесав свой широкий лоб, он спросил у Грийка:

— Грийк? Кем был мой второй дедушка? Ты никогда не рассказывал мне.

— О, ню, — начал Грийк. — Это было так давно.

— Да, но чем он занимался до отъезда в США? Один был кузнецом в деревне, а второй?

— Ню, — неохотно начал Грийк, — он был деревешкин дурак.

— О, — удивился Тини.

— Но только потому, — Грийк поспешил оправдать его, — что тат не было возможности в тот муленький месте. Не так как здесь.

— Н-да, это правда, — согласился Тини.

— И с твоей помощью было бы по-другой.

— Все, что от меня зависит, Грийк, ты знаешь это, — заверил Тини.

Дортмундер спросил:

— Тини? Так в чем проблема?

— Ну, проблема, — пояснил Тини, — в ООН.

Дортмундер поглощал информацию.

— Ты хочешь, чтобы мы пошли против ООН? Собравшаяся здесь пятерка?

— Нет, мы не имеем ничего против ООН, — ответил Тини с такой интонацией в голосе, как будто Дортмундер неудачно пошутил. — Мы должны разобраться с Вотскоэк…

Грийк снова издал гортанный рык.

— …но это нечто совершенно иное.

— Что за совершенно иная вещь? — Дортмундер требовал ответа.