Книга Наагатинские и Салейские хроники, страница 77 – Екатерина Гичко

Через четверть часа она остановилась и, прижавшись к земле, затравленно осмотрелась, чутко поводя ушами. Тихо шуршали ночные зверьки, шелестела листва, поскрипывали-постанывали деревья и где-то совсем рядом плескался ручей. Тянуло сильным смородиновым духом и тонким, едва уловимым ароматом малины.

Найдя смородину, лиса с толком проломилась через кусты, тщательно обтираясь о сломанные ветви и растирая по шерсти листья. Хорошенечко пропитавшись ярким ягодным духом, она заторопилась дальше, чуть ли не брюхом прижимаясь к земле. Добравшись до ручья, рыжая плюхнулась в холоднющую воду и позволила течению нести себя дальше.

Ещё через четверть часа вода вынесла её почти к парковой ограде в небольшое озерцо, окружённое елями. Из озера лиса выползла и сразу же шмыгнула под низко висящие еловые лапы, где и затаилась, настороженно зыркая из темноты светящимися глазами.

Час спустя к озеру никто не явился. Пару раз зверю казалось, что он видит какие-то подозрительные тени, но стоило к ним присмотреться, и они мгновенно сливались с темнотой.

Ещё час спустя лиса обнаружила, что накрепко приклеилась к смоляному стволу. Поскуливая, она кое-как отодралась, оставив на коре несколько клоков шерсти, и сунулась в воду, чтобы выкусать-вылизать смолу и налипший мусор. Но не тут-то было! Шерсти выдиралось больше, чем мусора. Измучившись, зверь всё же начал оборачиваться в двуногую ипостась.

Некоторое время тяжело дышащая девушка навзничь лежала под деревом. К тихому журчанию и другим ночным звукам добавился всхлип.

Она так устала, у неё так всё болит. Эйфория после сказочной ридеры растворилась, сменившись привычной тревожностью жизни. Но, поплакав, Лийриша ощутила облегчение и даже прилив сил. И, поднявшись на корточки, добралась до озера.

Вода оказалась очень холодной. Свежие ранки сперва защипало-засаднило, а потом они приятно занемели. Закусив губу, Лийриша зашла в озеро по пояс и начала с шипением оттирать смолу. Вместе с ней отдиралась короста со старых царапин, во множестве испещрявших правый бок. Девушка подошла ближе к потоку лунного света, чтобы лучше видеть, с шипением потёрла скрытые в ночной темноте рёбра – а пока танцевала, вообще не болел! – и повернулась так, что бледный ночной свет упал не только на левую часть спины, но и на всю левую половину тела. Рыжие волосы в лунном сиянии казались чёрными и мокрыми змеями облепляли белую кожу. Стуча зубами, Лийриша зашагала к берегу, но, вдруг испугавшись чего-то, замерла и вскинула голову. И рассерженно зашипела, отшатываясь.

На дереве в тени ветвей сидела большая снежная сова и с бесстыжим спокойствием таращила на девушку круглые глаза. Птица была слишком большой, чтобы заподозрить в ней дикое животное.

– Извращенец! – разъярилась Лийриша, приседая и пытаясь нащупать на дне камень.

Пальцы ухватили какой-то совсем мелкий голышик, и девушка тут же метнула его. Но снаряд просто застрял в перьях на груди. Сама же сова медленно склонила голову и уставилась на правую руку девушки.

– Чего пялишься? – взбешённо сверкала глазами та.

По всей руке от плеча до середины предплечья расползалась чернота. Чернота расползалась и по груди, правому боку и серыми разводами уходила на живот, а оттуда перетекала на бедро.

Тяжело взмахнув крыльями, птица оторвалась от ветки и взмыла вверх.