Книга Цветочек. Маска треснула. Том 2, страница 294 – Екатерина Гичко

Темноволосая женщина гарпией металась по комнате, хрустя разбитым стеклом и отпинывая с пути обломки. Ломать было больше нечего. Только если за ножки затащить стол внутрь и расчленить уже его. Идан сидел в вычурном кресле прямо у двери и спокойно наблюдал за разъярённой Калерлеей. Она смотрела на него с едучей ненавистью, но не приближалась. Даже ни разу ничего не метнула в него. В глазах плясали боль, злость и отчаяние безысходности. Будучи в бешенстве, она всё-таки трезво оценивала свои силы: она не могла справиться с ним и раньше, не справится и сейчас. Тем более она далеко не в лучшей форме.

Худоба Калерлеи, её тонкие запястья, обострившееся лицо заставляли Идана недовольно ворчать глубоко внутри. Среди песчаных волков не была принята нежность к женщинам. Суровый и невозмутимый мужчина мог дать ей только защиту, покровительство и детей. Иные чувства считались проявлением слабости, и Идан ощущал себя истинным слабаком.

Впрочем, он всегда был таким рядом с этой женщиной.

А сейчас, когда Калерлея выглядела так отчаянно-зло, когда её красота пожухла, а сама она выглядела болезненным подобием себя, он был слабее, чем когда-либо. Он чувствовал к ней нежность, хотел прижать к себе, пока она бьётся в рыданиях, хотел расчесать её спутавшиеся волосы, зализать ссадины на дрожащих ладонях… Сотни сладких желаний, которые он пока не мог исполнить из-за темноты в прошлом, разделившей их.

– Что мне с того, что главный шакал сдох?! – Калерлея резко развернулась, подметая подолом стекло и сор. – Его смерть мне что-нибудь вернёт? Или что-то изменит к тебе? Ты отдал ему в жертву моего ребёнка, чего ты теперь хочешь от меня?!

Взгляд Идана не дрогнул.

– Я обещал, что ни ты, ни дитя не пострадаете, – тяжело обронил он.

– И я поверила! – рявкнула женщина, невольно приближаясь и тут же отшатываясь. – Я верила тебе даже тогда, когда меня связанную везли невесть куда! Ждала тебя! А очнулась среди ублюдков, которые везли меня к становищу мятежников. Одну! Без моего сына… – голос её оборвался, боль сдавила горло, и Калерлея судорожно задышала.

Идан всё так же спокойно смотрел на неё, хотя волк внутри глухо дрожал. Хотелось пойти в главный дворцовый зал, где сейчас со всеми почестями было возложено тело отца, и поглумиться над останками. Картинка сложилась. Идан вспомнил все события той ночи, когда похитили Калерлею, и обрывки разговоров, которые слышал от отца, когда тот в припадках бешенства вышагивал по храму.

Если во главе песчаных волков стоял главный жрец-паттер, то во главе мятежников с запада была «жрица» – Милостивая Кровавая Калерлея. Её влияние было столь велико, что отец ревниво скрипел зубами. Его подданные никогда так не любили. Идан нанёс ему удар в спину, не только спрятав Калерлею подле себя, но и отдав ей свою душу. Похоже, старик собирался всадить кол и в него, и в мятежников, убив Калерлею показательно прямо перед становищем повстанцев. В дороге у неё начались роды, рождённого ребёнка оставили на преданных слуг отца, чтобы те избавились от малышки, а женщину повезли дальше и, видимо, многое ей наплели, пока она не поубивала их всех.

Идан не мог винить её, что она поверила словам крыс. Помимо любви их соединяли боль и ненависть. Между ними пролегало слишком много сложностей. Он убивал её соратников, она убивала его товарищей. Преодолеть такое было очень сложно, но ему казалось, что они оставили прошлое в прошлом. Оставили боль, чтобы построить что-то более светлое.