Онлайн книга «Художник из 50х»
|
— Птица, — ответил художник. — Жар-птица. Символ вдохновения. — Понятно. Чтобы творчество крылья расправило. Старик ушёл ставить самовар, а Гоги продолжил работу. Жар-птица получалась особенно сложной — множество мелких пёрышек, каждое со своим рисунком. Крылья распростёрты, хвост веером, голова гордо поднята. Работал до позднего вечера при свете керосиновой лампы. Тени от резьбы играли в жёлтом свете, создавая дополнительный объём. Орнамент словно оживал, дышал, шевелился. Последним штрихом стали глаза жар-птицы. Крохотные углубления, но выполненные с такой точностью, что птица казалась живой. Мудрый, внимательный взгляд, следящий за работой художника. Отложив инструменты, Гоги отступил на несколько шагов. Стол преобразился — из простой мебели превратился в произведение декоративного искусства. Резьба покрывала не всю поверхность, а только края и углы, оставляя центр свободным для работы. Провёл рукой по вырезанным листьям — гладкие, тёплые, словно настоящие. В лунном свете, проникающем через окно, орнамент казался серебряным кружевом. «Завтра за этим столом начну новую работу, — подумал художник. — Театральные декорации, большие форматы. А жар-птица будет смотреть и вдохновлять.» Убрал стамески в сундук, погасил лампу. Стол остался в лунном свете — красивый, функциональный, созданный с любовью к своему делу. Именно такими должны быть все вещи в доме мастера — не просто полезными, но и прекрасными. Гоги заканчивал шлифовку резьбы, когда в дверь негромко постучали. За порогом стояла Нина с небольшой кастрюлькой в руках. — Добрый вечер, Георгий Валерьевич, — сказала она, стараясь говорить будничным тоном. — Мама борща наварила, просила передать. — Спасибо, — ответил он, принимая кастрюлю. — Очень кстати. Нина не ушла сразу, а заглянула в комнату, увидела новый стол с резьбой. — Какая красота! — воскликнула она искренне. — Можно посмотреть? Гоги кивнул, и девушка вошла. Она медленно обошла стол, рассматривая каждый элемент орнамента. В её движениях чувствовалась осторожность, словно она боялась спугнуть что-то хрупкое. — Жар-птица, — тихо сказала Нина, проводя пальцем по резному крылу. — Как в сказке. — Да, символ вдохновения. — А лоза? Виноградная? — Просто декоративная. Красиво смотрится. Она села на край кровати, не спрашивая разрешения. В её позе было что-то от усталой птицы — плечи чуть поникли, руки лежали на коленях. — Георгий Валерьевич, — начала она тихо, — можно я буду говорить вам «ты»? Мы же… соседи. Друзья. Гоги почувствовал подвох в этом простом вопросе, но кивнул: — Конечно, Нина. — Гоша, — она произнесла это имя особенно мягко, словно пробуя на вкус. — Мне нравится это имя. Домашнее. Он продолжал убирать инструменты, стараясь не смотреть на неё. В воздухе повисло напряжение — она явно пришла не только борщ принести. — Знаешь, — продолжила Нина, — я часто думаю о тебе. О том, как ты живёшь один, никого рядом нет… — У меня всё хорошо, — перебил он чуть резче, чем хотел. — Но человек не должен быть один. Особенно такой, как ты. Талантливый, добрый… Гоги наконец посмотрел на неё. В глазах девушки читалась боль — тихая, глубокая. Она пыталась казаться спокойной, но голос предавал её чувства. — Нина, мы об этом уже говорили. — Говорили, — согласилась она. — Но может, что-то изменилось? Может, ты… подумал? |