 
									Онлайн книга «Художник из 50х»
| — Ну как же! Станицкая — полячка. Отец из Варшавы, это известно всем. А сейчас с поляками отношения… сами знаете. — При чём здесь национальность? Она советская актриса, играет в советском театре. Соколов вздохнул и сел обратно за стол. — Георгий Валерьевич, вы человек творческий, но наивный. Большой театр — это не просто театр, это витрина советского искусства. Там каждую кандидатуру проверяют очень тщательно. — И что, польское происхождение — это приговор? — Не приговор, но серьёзное препятствие. Особенно сейчас, когда в Польше неспокойно. Гоги почувствовал, как поднимается раздражение. Талантливая актриса не может получить роль из-за национальности отца? Это же абсурд! — Борис Петрович, — сказал он, стараясь сдерживаться, — а если я попрошу вас пересмотреть это решение? — Прошу прощения, но кто вы такой, чтобы просить? — режиссёр посмотрел на него с удивлением. — Конечно, мы работали вместе, я уважаю ваш талант, но… — Но? — Гоги достал из кармана пиджака красную книжечку и положил на стол. Соколов взял удостоверение, открыл, прочитал. Лицо его изменилось — удивление сменилось настороженностью. — «28-й отдел», — прочитал он вслух. — Георгий Валерьевич, я не знал… — Теперь знаете, — сухо ответил Гоги. — И теперь вы понимаете, что моя просьба имеет определённый вес. — Конечно, конечно! — засуетился режиссёр. — Но понимаете, это не от меня зависит. Большой театр — отдельная структура… — Зависит, — перебил его Гоги. — У вас есть связи, есть влияние. И теперь у вас есть веская причина этим влиянием воспользоваться. Он взял удостоверение со стола и убрал в карман. — Николь Станицкая — выдающаяся актриса. Её талант нужен советскому театру. А то, что у неё польский отец… — он пожал плечами, — у меня немецкая фамилия, и ничего, служу Родине. — Это… это совсем другое дело, — пробормотал Соколов. — Ничем не другое. Человек отвечает за свои поступки, а не за происхождение. Николь Станицкая родилась в России, выросла в России, училась в советских институтах. Она наша. Режиссёр нервно теребил бороду. — Георгий Валерьевич, но ведь я не могу гарантировать… — Можете попробовать. И попробуете. — Голос Гоги стал жёстче. — Наш отдел имеет широкие полномочия, Борис Петрович. Очень широкие. И мы ценим людей, которые помогают решать важные вопросы. — А если откажут? — Тогда откажут. Но попытка должна быть сделана. Искренняя, серьёзная попытка. Соколов помолчал, обдумывая ситуацию. — У меня есть знакомый в Большом, заместитель главного режиссёра. Мы вместе учились в институте… — Вот и отлично, — кивнул Гоги. — Позвоните ему завтра. Расскажите о таланте Станицкой, о её потенциале. — А если он спросит, откуда такой интерес к этой актрисе? Гоги встал и направился к двери. — Скажете, что её рекомендует человек из органов государственной безопасности. Этого будет достаточно. — Георгий Валерьевич! — окликнул его режиссёр. — А можно вопрос? Эта актриса… она вам дорога? Гоги остановился у двери, не оборачиваясь. — Она дорога советскому искусству, Борис Петрович. И этого должно быть достаточно. Выйдя из театра, он почувствовал странное удовлетворение. Впервые за долгое время он воспользовался своим служебным положением для решения личного вопроса. И не испытывал никаких угрызений совести. Система работала именно так — связи, влияние, давление. И если эта система может помочь талантливой актрисе получить заслуженную роль, почему бы её не использовать? | 
