Книга Художник из 50х, страница 37 – Сим Симович

Гоги медленно обошёл площадь, рассматривая архитектуру. Вот и Кремлёвские стены — древние, могучие, помнящие века. За ними — сердце империи, откуда принимаются решения о судьбах миллионов.

На Красной площади было многолюдно. Туристы, экскурсии, почётный караул у Мавзолея. Гоги постоял в очереди, поклонился Ленину — как положено советскому гражданину. Чёрный автомобиль ждал у въезда на площадь.

Собор Василия Блаженного поражал красотой. Разноцветные купола, затейливая архитектура, сказочный облик. Гоги представил, как бы он нарисовал этот храм — не в академической манере, а в своём восточном стиле. Купола-лотосы, стены-драконы, небо в японских облаках…

— Красиво, правда? — спросил кто-то рядом.

Обернулся — пожилой мужчина в потёртом пальто, с добрыми глазами.

— Очень красиво. Чудо архитектуры.

— Хотели снести в тридцатые годы. Говорили — мешает демонстрациям. Хорошо, что передумали.

Опасная тема. Гоги промолчал.

— Вы художник? — продолжал старик. — По рукам вижу — краской запачканы.

— Да, художник.

— Прекрасная профессия. Красоту людям дарите. — Старик вздохнул. — Жаль, что нынче красота не в моде. Всё больше про план да производство.

— Красота вечна, — сказал Гоги осторожно. — Мода проходит, а искусство остаётся.

— Верно говорите. — Старик кивнул и пошёл дальше.

Гоги направился к Васильевскому спуску. Москва-река блестела в солнечных лучах, по ней плыли баржи и катера. На противоположном берегу строились новые дома — сталинская архитектура, помпезная и величественная.

Город восстанавливался после войны. Медленно, трудно, но неуклонно. Новые заводы, жилые кварталы, парки. Люди верили в будущее, работали с энтузиазмом. И в этой вере была своя красота.

Чёрный автомобиль по-прежнему следовал за ним. Но Гоги уже не обращал внимания. Пусть следят — он ничего запретного не делает. Просто гуляет по родному городу, любуется архитектурой.

На обратном пути зашёл в парк Горького. Аллеи, клумбы, аттракционы. Дети играли, молодёжь каталась на лодках. Обычная мирная жизнь, которая продолжается несмотря на все тревоги.

У фонтана увидел Нину с подругой. Они ели мороженое, смеялись, о чём-то болтали. Гоги подошёл поздороваться.

— Гоша! — обрадовалась Нина. — А мы как раз о тебе говорили.

— Надеюсь только хорошее?

— Лида твой плакат видела, хвалит.

Подруга — симпатичная блондинка — смущённо улыбнулась.

— Правда красивый. Необычный какой-то.

Они поговорили о пустяках, Гоги угостил девушек новым мороженым. Чёрный автомобиль стоял у входа в парк. Пусть видят — у него простые человеческие отношения, ничего подозрительного.

Домой возвращался спокойно. Наблюдение продолжалось, но агрессии не было. Просто изучают новый объект, составляют досье. Рано или поздно либо отстанут, либо придут с вопросами.

А пока можно жить обычной жизнью. Рисовать, гулять, встречаться с Ниной. И радоваться красоте мира, который медленно, но верно восстанавливается после страшной войны.

Москва была красивой. И её красота не зависела от того, кто за кем следит.

Вечером, когда соседи разошлись по комнатам, Гоги остался на кухне один. Заварил чай крепкий, почти чёрный — такой, что ложка стоит. Напиток получился горьким, вязким, но бодрящим. Чифир, как называли его в лагерях и на зоне.

Он сидел у окна с дымящимся стаканом и думал о драконах. Весь день в голове крутились образы из восточных сказок — мудрые змеи, летающие по небу, повелители стихий. В китайской поэзии они символизировали мощь и мудрость, в японских гравюрах — изящество и грацию.