Книга Особенные. Элька - 3, страница 44 – Ольга Ильина

— Бабуль, ты ведь знаешь, что должна объясниться?

— Знаю, но прежде, а не заварить ли нам чайку.

Ох, и хитрая моя бабуля. Знает, чем меня можно отвлечь, и пользуется этим, а я поддаюсь и задаю совсем не те вопросы, которые бы хотела задать.

— Твой ромашковый?

— Он самый. Пойдешь собирать?

— Собирать? — не поняла я, а бабушка кивнула, взяла маленькое деревянное лукошко, потянула меня к террасе и внутреннему дворику. А там… целая поляна ромашек обнаружилась, без конца и без края.

— Ух, ты! Бабуль, откуда все это?

— Так всегда тут и было. Только обычным людям не доступно. Они видят просто огород с грядками, а мы бескрайние просторы.

— Красота.

— Да, что есть, то есть. Именно поэтому я люблю свой дом и никуда съезжать не собираюсь.

— Даже миришься с соседством Егоровых?

— Что поделать, не всегда нам везет с соседями.

— Это точно, — согласилась я, вспомнив Кира.

— Ну что? Пойдем ромашки собирать?

Я радостно кивнула и ринулась в это ромашковое великолепие. Нарвала целую кучу, даже венок сплела, жаль, васильков нет. Они бы здорово оживили композицию.

— Бабуль, а погода в твоем царстве тоже логике не поддается?

— Я не всесильна, дорогая. Мы можем только чуть дольше продлить лето и чуть подтолкнуть наступление весны. А так, если дождь пойдет, то и здесь пойдет, если снегом все покроет, то будем зимовать. Природа тоже должна отдыхать.

И не только природа. Вот я здесь чуть больше часа, а уже чувствую себя отдохнувшей, спокойной и даже полной сил. Вон, даже кулон потемнел.

В дом я вернулась уже не такая расстроенная, помогла бабуле заварить чай, вдохнула ромашковый аромат и уселась поближе к плюшкам. Я не очень люблю пироги, особенно покупные, а вот мамины и бабушкины просто обожаю, но мама редко их делает, а бабушке некогда. Дела в МЭСИ и проблемы со мной отбирают все ее время.

Когда чай заварился, Матрена налила его в мою любимую кружку, выставила к пирогам и ватрушкам варенье, мед, все, что я люблю, и принялась рассказывать.

— Мы с бабулей твоей, Элечка, на Урале встретились.

— В той деревне, где Гришенька родился, — пояснила бабушка.

— Это там, куда вы с папой уехали, когда дедушка тебя нашел?

— Да. Я и не знала тогда, что когда-то в той деревне ведьма жила, и не простая ведьма.

— Погоди бабуль, Алена? Алена, что Углич, наша прародительница? — аж подскочила я.

— Она самая, — подтвердила бабушка.

— Ух, и ничего себе. А как та деревня называлась?

— Черемухово, — просветила бабушка.

— Матрен, значит вы тоже оттуда? Может, даже встречали ее? Алену?

— Ну, что ты, Элечка, я еще не такая старая. А вот моя прабабушка служила у нее, и видела этого черта заморского. Помню, она рассказывала, когда приполз, худющий был, черный весь, а глаза горят. Как увидит Аленушку, так оторвать свои зенки не может, все пялится и пялится. Она рану ему на лбу перевязывает, а он глазами зыркает и лопочет что-то по-своему. Долго так на пальцах разъяснялись. А потом он начал язык учить, да и она что-то понимать. Так за год и приноровились.

— За год? — удивилась я. — Он целый год с ней прожил?

— Да не с ней, а возле нее.

— У них что же, любовь была?

— Да еще какая. И разве можно было в Аленушку не влюбиться? Она же истинно светлой была. Добротой своей, теплом, да лаской этого басурмана мохнатого и приворожила. Ходил за ней, как привязанный, землю под ногами ее целовал, на руках носить был готов, до конца жизни своей никчемной.