Книга Особенные. Элька-4, страница 95 – Ольга Ильина

— Чего ты хочешь от меня, не пойму? Признания?

— Зачем же? Я просто пришел забрать зеркало. Надеюсь, оно у тебя одно.

— Как всегда, — разочарованно вздохнула я, отворачиваясь от него. Не люблю смотреть, как он уходит. Иногда это просто убивает, но он почему-то не ушел, остановился, так и не открыв дверь.

— Что?

У меня не было причин молчать, поэтому я и не стала.

— Всегда это делаешь. Приходишь, чтобы отчитать или наказать. Зеркало — единственная связь с Евой и Крысом. Я скучаю по ним, но какое тебе дело? Извини, мне нужно переодеться к отработке.

Вот теперь я услышала звук открывающейся двери, но так и не обернулась. Сейчас, больше всего на свете мне хотелось, чтобы он закрыл ее, подошел ко мне и обнял, вдохнул запах моих волос, поцеловал в макушку и прошептал:

— Все будет хорошо.

Но это всего лишь глупая, ничего не значащая для него мечта. А мечты, как известно, почти никогда не исполняются. Не в моем случае.

Сегодня на тренировочной площадке вместо Игната нас ждал Диреев, как всегда неотразимый. Это я спросонья на чудище лесное похожа, а он, каким бы уставшим не был, всегда красив, как бог, блин, ну почему не мой?

Венера подошла к нему, с совершенно счастливой улыбкой влюбленной девушки, а я не могла, просто не могла смотреть, видеть его глаза в этот момент. Ревность очень плохое чувство. Оно переворачивает что-то в душе, заставляет становиться хуже, чем ты хочешь быть, ненавидеть счастливую соперницу. Да, ревность очень плохое чувство, но оно поселилось во мне, и я не знала, как его оттуда вытравить, как стать снова простой беззаботной Элей, с улыбкой, а не с завистью смотрящей на чужую любовь. Боже, это когда-нибудь прекратится? Что ж я успокоиться-то никак не могу? Элька, смирись, смирись, кому говорят, вот только жаль инструкции никто еще не выдумал, как это сделать, как заставить сердце не любить, и оставаться равнодушной, а не тонуть в удушающей волне гнева, глядя на то, как твой любимый любезничает с другой и совершенно не обращает на тебя внимания.

Когда Венера отлипла от него, наконец, Диреев разразился пламенной речью на тему того, что следующие несколько недель будет заменять Игната на тренировках, о занятиях я вообще молчу. Вчерашние наши потуги в защите, которые привели только к мигрени, его не удовлетворили. Так что нам еще придется встречаться, не раз, не два, а теперь выясняется, что постоянно, каждое утро. Все это вызывало неприличные и болезненные воспоминания, когда мы вот также бегали по утрам, но только вдвоем.

Блин, он словно намеренно испытывает меня на прочность, а ведь как легко бы стало, если бы я не видела его вовсе. Как там говорят: «С глаз долой — из сердца вон». Теперь даже это невозможно.

Так, заканчиваем думать о бывшем, заканчиваем, я сказала. Надо переключиться и, кажется, я знаю, на что именно.

Я дождалась, когда Диреев даст отмашку бежать и рванула вперед так быстро, как только умела. Мне нужно было догнать одну прыткую девчонку, и сказать ей нечто очень важное. О, получилось, догнала. Теперь осталось к ее ритму приноровиться.

— Кааать. Прости меня, дуру убогую.

Она так резко остановилась, что я чуть в нее не врезалась.

— Ты чего?

— А ты? — не осталась в долгу она.

— Ну, я.

— Что?

— Осознала, что ты права. Я и правда зациклилась на себе. И мне очень жаль. И мне очень грустно, и поговорить не с кем, а еще в Праге на нас напали и позавчера напали, и кажется, мою маму хотят убить, и еще вот.