Книга Да здравствует королева!, страница 35 – Ольга Ильина

— Что с вами? Вам дурно?

— Нет, нет. Все в порядке. Это просто… воспоминание.

— О нем? — заметно помрачнел принц.

— Вас это коробит?

— Немного. Я любил его, он был отцом, о котором можно было только мечтать, но я ненавидел его за то, как он поступил с матерью, за то, что отнял вас…

— Замолчите! — резче, чем хотела, сказала она.

— Простите, — отступил Дэйтон.

— Он был моим мужем. Я любила его, я люблю его, и всегда буду любить. Это неизменно.

— Вы не правы. Время все меняет.

— Возможно. Но я бы хотела, чтобы вы поняли. Для меня вы всегда будете другом, не более.

— Почему? — выдохнул он. — Дело в возрасте? В том, что я младше вас?

— Там, в лесу, мне не показалось, что вы младше. То, как вы себя ведете, нет, вы давно уже не ребенок и даже не юноша. Я уверена, вы были бы прекрасным королем.

— Я не хочу быть королем, если при этом потеряю вас.

— Дэйтон…

— Нет, не перебивайте меня.

И все же она сделала это, повернулась к нему и коснулась ладонью его губ.

— Пожалуйста, молчите. Вы можете сказать то, о чем мы оба пожалеем. Не разрушайте дружбу словами. Прошу вас.

Она молила его молчать, ее глаза молили, и он сдался. Взял ее руку в свою и поцеловал ладонь.

— Хорошо, я не скажу. Но знайте, мне никогда не будет достаточно дружбы.

Они так и не поговорили о том, что беспокоило ее. С ним было сложно разговаривать, потому что все в нем вызывало тоску, боль, и острое чувство утраты. И она не знала, как это все преодолеть. Он сказал, что время изменит ее, но изменит ли оно ее чувства?

Олли уже несколько дней прислуживал пирату, спал в небольшой каморке в капитанской каюте, еду приносил суровый, неразговорчивый матрос, а мальчик так хотел узнать, когда же они, наконец, доплывут, и жив ли Семар? Но его не выпускали. Поэтому он часами просиживал за столом, переписывая сведения о всех конфискованных на корабле вещах в большую, толстую книгу. Вечерами, когда пират возвращался, он проверял записи мальчика и выкладывал кипу бумаг на следующий день, а Олли снимал с чудовища сапоги, подавал чистую одежду и старался помалкивать. Пират не любил разговоры, зато часами сидел в кресле с бренди в здоровой руке и рассматривал большой портрет на стене, единственная красивая вещь в этом адовом месте. На нем была изображена девушка, прекрасная, как богиня, с длинными медовыми волосами, лучистым взглядом синих, как море в шторм глаз и нежно-розовой, сияющей кожей. Тот, кто нарисовал этот портрет, был чрезвычайно талантлив, каково же было удивление мальчика, когда в большом сундуке у стены он обнаружил кисти, краски, мольберт и альбом с эскизами, на которых была она — прекрасная незнакомка.

— Кто позволил тебе рыться в моих вещах? — прорычал капитан, вернувшийся раньше обычного. Олли вздрогнул, но больше от неожиданности, чем от испуга. За те несколько дней, что он провел в обществе капитана, он понял, что тот не так уж свиреп, как хочет казаться. Да, он безжалостен и жесток, но в нем присутствовала и справедливость. По крайней мере, к нему он ни разу не обратился пренебрежительно. Наоборот, делился едой, расталкивал, когда мальчику снились кошмары, и тот стонал в беспамятстве, и никогда не ругал за ошибки и кляксы в книге.

— Простите, я не хотел, — повинился мальчик и поспешно положил все обратно, захлопнув крышку сундука.