Книга Самая главная злодейка, страница 105 – Ольга Ильина

— Да уж, — вздрогнул он, стряхивая с себя марево безумия, перетянутого по связи. Увы, он знал его природу. Безумие появлялось, когда Инару было слишком больно. Оно, как людская тень, всегда следовало за ним, и когда становилось невыносимо, крошило, казалось, непробиваемую защиту. Он надеялся, что когда связь станет нерушимой, безумие если не исчезнет навсегда, то отступит, но контракт и невозможность подпитки делали свое черное дело. Защита медленно, но верно начала слабеть. — С этим нужно что-то делать.

— Что, совсем я тебя запугал? — усмехнулся Инар, внезапно заинтересовавшись рубиновой жидкостью в полупустом стакане.

— Дело не в том, я просто думал, что после ночной встречи, тебе станет легче.

— Мне легче.

— Что-то незаметно.

— Мне пришлось держать силовой барьер, чтобы справиться с тягой, — внезапно признался он, а Эвен снова вздрогнул от скрытого отчаяния, прозвучавшего в его голосе. — А если пытался приблизиться, хоть немного — это причиняло ей боль. Я, как демонов паразит, кровосос, вампир — жажду напиться так, чтобы голова закружилась, чтобы энергия через край, чтобы запах повсюду, а у нее кровавые борозды, пузыри и счастливые слезы в глазах.

Эвен не знал, что сказать, как ответить или утешить… Не просто все с этой связью истинных, а если еще ее пытаются сдерживать…

— Она тебя любит.

— Я знаю, — горько вздохнул Инар. Он тоже любил, сильнее жизни, наверное, а любил бы меньше — сломал бы. Когда вечно чувствуешь боль, когда живешь с ней постоянно, когда она становится невыносимой, хочется сделать все, чтобы только облегчить, унять… например, поцеловать, прикоснуться без ненавистных перчаток, впитать подаренное тепло, напитаться им, как демонов вампир кровью. Но нельзя, потому что больно будет уже не тебе, а ей, и слезы в любимых глазах появятся не счастливые, а болезненные, с запахом страха и отчаяния. Как потом стереть? Уж лучше он — он привычный, а ей нельзя. Она маленькая и хрупкая, птичка бесстрашная, любимая. Разве может он своей птичке боль причинить?

И утешает только одно — что не навсегда все это. Вот разберется он с бардаком в своем доме, удалит лишних и опасных, тогда можно будет вернуть, разорвать ненавистный контракт, а потом схватить в охапку и кружить, кружить, кружить… И любить уже не таясь, представить миру, признаться всем, надеть кольцо, произнести клятвы и просто жить, без этой вечной, изматывающей до крика боли, целовать, когда захочется, а хочется всегда, и рядом быть хочется, и прикасаться, и пьянеть от запаха волос, кожи, и тонуть в синеве родных глаз. Неплохая мечта, главное — только не сойти с ума в ожидании.

— А это что за книги?

Не то, чтобы его, в самом деле, интересовала незнакомая стопка папок, появившаяся на столе в его отсутствие, но так хотя бы он мог ненадолго отвлечься, забыться. Вино давно уже не помогало, а жаль.

— Ах, это, — махнул рукой Эвен. — Так, ерунда. Счетные книги семейства Агеэра. Малышка наша в них тайну смерти дяди искала. Я тоже проглядел, правда, ничего путного не обнаружил. Но ты ведь знаешь, я от цифр теряюсь. Хотел вот Авенору отнести…

— Не надо, я сам просмотрю.

Эвен радостно кивнул в ответ. Ведь, и правда, терпеть не мог цифры. А еще не мог видеть Инара таким… полуживым.

— Ты со старой перечницей не тяни. Не нравится мне ее активность.