Книга Самая главная злодейка, страница 162 – Ольга Ильина

— Ну да. Она была вместе с нами, а потом вдруг пропала.

— Демоны! — неожиданно выругалась принцесса и, схватив плащ, бросилась прочь из комнатки, в которую их всех недавно привели.

— Да что случилось-то? — спросила Тея, едва поспевая за бегущей полукровкой.

— Еще ничего, но может случиться, — был ей ответ.

Но не успели они пробежать до конца коридора, как Самира резко остановилась, схватившись за запястье. А Тея сразу все поняла.

— Что? Дэйтон, да?

— Да, — прошептала побелевшими губами принцесса. — Его луч покраснел.

* * *

Кот привел меня назад к кабинету, спальне и третьей комнате, только каким-то другим, окольным путем. В кабинете уже никого не было — зов переместился вниз, на второй этаж. А вот дверь третьей комнаты была приоткрыта. Я не боялась туда войти, потому что ничего не ощущала, да и кот вряд ли звал меня в ловушку.

В комнате было светло от десятков магических ламп, и я смогла в подробностях рассмотреть, что же это за место? А это была детская, комната для девочки. Здесь стояли колыбелька, большой шкаф с игрушками, небольшой диванчик, комод, книги и свежие цветы на подоконнике. А еще прямо на полу у колыбельки стояла большая картина, увидев которую, я вздрогнула, а сердце забилось так, словно я пробежала марафон на тренировке мастера Хорста.

— Как такое возможно?

Я не понимала. Ведь на картине я видела женщину с медовыми волосами, очень сильно похожую на меня, особенно глазами. Тот же разрез, та же синева, тот же взгляд. И как-то сразу стало понятно очень многое. Почему Иола так ко мне отнеслась, едва увидев, почему ректор был так добр, почему я испытывала тот странный зов и даже поведение Дэйтона во время всего нашего знакомства. Его намеки, его вопросы. Не понимала только одного — как так случилось, что я выросла в семейке Агеэра, а эти двое на картине называют дочерью Самиру?

— Знаешь что, кот, зря ты меня сюда привел. Я… не хочу здесь быть, и мне… мне ничего не надо. Я не хочу ничего знать!

Я попятилась к двери прочь из этой комнаты, от этих людей с портрета, прочь от правды, но неожиданно кот зашипел на меня, а у дверей послышался какой-то шум. Я резко обернулась и увидела женщину, шокированную не столько моим внезапным вторжением, сколько тем, что было видно невооруженным глазом. Впрочем, и я была шокирована. Не ожидала увидеть женщину с картины наяву. И надо же, увидела. Пару секунд мы просто смотрели друг другу в глаза, прежде чем женщина покачнулась и осела на пол без сознания.

А потом я снова почувствовала его, очень близко, фактически у себя за спиной, осталось только повернуть голову, пройти пару шагов и…

— Мэл! Милая, что с тобой? — бросился он к бесчувственной женщине.

— Она в обмороке… папа.

Как я могла такое сказать? Но ведь сказала же. И поняла, что это правда. Он, в самом деле, мой отец. А эта женщина, которую он так бережно поднял на руки и отнес на диван — моя мать. А я сама… кто я? Видимо, этот вопрос становится самым актуальным в моей жизни в последнее время.

Я хотела уйти, но он не дал, остановил тихим:

— Постой.

И я остановилась. Не смогла… ему отказать. Ей… этой женщине — запросто, а ему почему-то нет. Семейные узы, чтобы их.

— Ну, здравствуй, Клементина.

Я вздрогнула, услышав нежность в его голосе. Настоящую, не поддельную. И ту же нежность увидела в глазах, а еще страх, не за себя, не за нее, а за то, что уйду. Он ведь не знал, что я не могу, что зов крови держит сильнее любых пут. И страшно очень. И к Инару хочется, под его защиту. А еще плакать и к маме.