Книга Самая главная злодейка, страница 71 – Ольга Ильина

Дэйтон слушал доклад главы столичной жандармерии, но мысли его витали совсем в другом месте. С ночи бала Тея стала совсем другой: холодной, отстраненной, чужой. Он несколько раз пытался поговорить еще в Дарранате, поймать ее между бесконечными встречами, завтраками, обедами, ужинами и приемами, но она с подозрительным упорством избегала его. Вдруг и неожиданно между ними выросла огромная ледяная стена, природу которой он не мог понять. Причина в нем? Что он сделал не так? Отпугнул настойчивостью? Был слишком навязчив? Или наоборот, не смог донести в полной мере всю глубину своих чувств?

Может, она обиделась на невнимательность с его стороны в последние дни? Если бы она только спросила, то он бы объяснил, что дело совсем не в ней, а в неожиданном отказе Инариэля отпустить Клем, ставшим для всех громом среди ясного неба.

Еще неприятнее было осознавать, что именно он, пусть невольно, пусть не понимая этого, но подтолкнул повелителя к действию, к закреплению связи. Хорошо это, плохо ли? Ответа он не знал, да и существовал ли однозначный ответ? Для короля — возможно. Ведь для него эта новость стала ударом. А нарушенные ожидания обернулись новой болью.

В тот момент, когда Дэйтон рассказывал о своем путешествии в Илларию, обо всем, что увидел и узнал, особенно об этой связи истинных, ему показалось, что что-то надломилось в отце. Словно до этого он держался, опирался на какую-то свою надежду, и вдруг ее не стало, король потерял опору и рухнул под тяжестью своих чувств, вины, боли. Рухнул, но не сломался до конца, и только одни боги знали, сколько он мог еще выдержать.

Да, семейные переживания заслонили на несколько дней его чувства и намерения по отношению к принцессе Алатее, но он не предполагал, что это ее так обидит. Семья для него была всем, наверное, потому, что много лет до этого он был слишком одинок, и Дэйтон очень хотел, чтобы Тея стала частью этой семьи, частью его жизни, ведь частью сердца она уже была. Осталось понять, что творится в ее огненной головке, что заставляет ее так обижаться, отстраняться и отдаляться. И он надеялся, что скоро эта стена будет разрушена, и возникнет то самое чувство взаимного притяжения, искр между ними, которые он ощущал в Илларии.

— И, наконец, барон Айзен, найден мертвым в постели шлюхи в особняке мадам Бомари.

— Что? — переспросил принц, когда до него дошел смысл последней фразы Ремиаса Прелатти.

— Простите? — с недоумением откликнулся докладчик.

Сын Томаса Прелатти — заместителя главы тайной разведки Арвитана — Ремиас Прелатти, несомненно, был хорошим руководителем местной жандармерии, но до уровня отца пока не дотягивал. Возможно, это приходит только с опытом, с годами, но пока, Ремиас не умел улавливать все тонкости настроения наследника Арвитана. Томас в этом смысле гораздо проницательней; он, как никто умеет вовремя промолчать или повторить уже произнесенную фразу.

— Хм, вы что-то сказали про барона Айзена?

— Он убит в доме мадам Картуж, — повторил Ремиас, явно растерявшийся от рассеянности принца. Впрочем, эта рассеянность быстро прошла, заменившись крайней заинтересованностью.

— Это не тот ли барон, которого обвинили в растрате казны при строительстве больницы в Стовийском форте?

— Э… я уточню, — сконфуженно ответил младший Прелатти, словно школяр, забывший сделать домашнее задание. Неприятное ощущение, но именно так мужчина себя и чувствовал, особенно, когда заметил, что Солнечный принц — будущий правитель Арвитана, разочарованно поджал губы.