Книга Отбившийся голубь; Шпион без косметики; Ограбление банка, страница 15 – Дональд Уэстлейк

Наверное, это самое страшное. Ужас перед лицом неведомого, и все такое.

Мне так отчаянно хотелось познакомиться с содержанием моих сновидений, что я вылетел из мира снов, будто пробка из бутылки.

Я лежал на каком–то полу, в широком снопе солнечного света.

Что–то было не так. Окна моей спальни выходят на север, и солнце светит в них под острым углом, причем только в разгар лета, да и тогда в комнату просачивается лишь тоненький лучик. Кроме того, у себя в спальне я дрыхну на кровати, а не на полу. Тут что–то не так, совсем не так, как надо.

Сначала просыпается тело, а мозги – уже потом. Я открыл глаза, пошевелил руками и все вспомнил.

Я рывком принял сидячее положение. Спина болела так, будто из меня выдернули позвоночник.

– Н–да! – произнес я и снова лег. Сон на полу – не самый лучший отдых даже в самые лучшие времена.

Я предпринял вторую попытку подняться, на этот раз медленно, и мне удалось проделать все телодвижения, необходимые для того, чтобы встать на ноги. Я чуть подался вперед и оглядел комнату.

Теперь на кровати возлежал Арти, и он был один. На всех горизонтальных поверхностях – трюмо, ночном столике, сиденьях стульев – стояли полупустые стаканы. Дверь шкафа была открыта, и на полу перед ним высилась груда одежды.

В воздухе стоял кофейный дух, и я, выйдя из спальни, направился к его источнику. Возле кухонной ниши мне на глаза попалась лиловоокая красотка с волосами цвета воронова крыла, одетая в грубые полотняные штаны и черный свитер с высоким горлом. Она готовила яичницу–болтунью. Красотка была босая и совсем маленькая. На вид – гибрид негритянки, китаянки и француженки.

Такой облик обычно принимают еврейские девушки, обучающиеся в музыкально–художественных школах.

Она заговорила первой.

– Вы спали на полу. – Это было произнесено сухим и прозаичным тоном, каким обычно говорят о погоде.

– Похоже, да, – ответил я. Спина у меня болела, руки были грязные, рот, казалось, забит шерстью, а в довершение всего я прекрасно помнил, почему нахожусь здесь, а не в своей собственной уютной квартирке над гриль–баром «Я не прочь». – Можно мне немножко кофе?

Она указала на чайник вилкой, с которой капал яичный белок.

– Угощайтесь. Что, похмелье, да?

– Нет, я вчера не пил. Который теперь час?

– Начало третьего.

– Сейчас день?

Она уставилась на меня.

– Разумеется, день. – Девушка снова принялась взбивать яйца. – Видать, вечеринка была ого–го!

– Так вас тут не было? – спросил я, открывая дверцы буфета в поисках чашки.

– Они все в мойке, – сказала красотка. – Нет, не было. Я девушка–вытрезвитель.

– О! – изрек я.

Мы стояли недалеко друг от друга, она у плиты, а я возле мойки.

Порывшись в груде посуды, я вытащил чашку, как мог, вымыл ее и налил себе кофе.

– Что–то я вас раньше тут не видела, – сказала девушка.

– Я редко сюда выбираюсь.

– Откуда выбираетесь?

– Из Канарси.

Она скорчила такую гримасу, будто я отпустил сальную шуточку, и сказала:

– Ну–ну, давай заливай.

– Нет, правда.

Красотка взяла себе тарелку, выложила на нее болтунью, а сковородку поставила обратно на плиту – Если хочешь яичницы, стряпай сам, – сказала она. Девица не хотела меня обидеть, просто ставила в известность.

– Нет, спасибо, – ответил я, – хватит с меня и кофе.

Она отнесла свою тарелку и чашку к нагромождению мебели на середине комнаты и села. У Арти нет кухонного стола. Я уселся напротив нее и стал с хлюпаньем тянуть свой кофе, еще слишком горячий. Девушка не обращала на меня никакого внимания, кидая в рот кусочки яичницы, будто уголь в топку печи ш–шик, ш–шик, ш–шик. Как патрульный Циккатта с его буль–буль–буль.