Книга Наемники, страница 53 – Дональд Уэстлейк

— Тогда что у нее делал ты? — спросил Граймс.

— Я не помню, — сказал я, начиная понемногу тревожиться, почему это Клэнси не торопится вытаскивать меня отсюда.

В следующее мгновение пришла и вовсе неприятная мысль: а когда, собственно, Клэнси вообще удастся разыскать меня? Граймс явно хотел повесить на меня что-то, но, по-видимому, понимал, что еще не все готово, что у него еще маловато доказательств, и поэтому тянет время и постарается продержать меня здесь, подальше от Клэнси, до тех пор, пока не выведает все, что ему нужно. А так как никакой вины за собой я не чувствовал, — что, надо признаться, со мной бывает крайне редко, — то, выходит, торчать мне у них до скончания века.

— Ладно, Клей, — сказал Граймс. — Рано или поздно тебе все равно придется признаться. Так почему бы тебе не облегчить жизнь всем нам и не сделать это пораньше?

— Я все еще не догадываюсь, чего вы добиваетесь от меня, — возразил я. — Я тем более не знаю, зачем меня сюда притащили.

— Тогда почему бы тебе просто не рассказать нам о Бетти Бенсон? А там, глядишь, и поймешь, зачем тебя сюда притащили.

Первый полицейский зашел мне за спину и налил себе стака-н. Вода в баллоне аппетитно забулькала, и я вдруг с тоской подумал о том, что комнатка невероятно тесная, душная и прокуренная и в ней нет кондиционеров. Я провел языком по губам. Хотелось пить. И почему, черт возьми, все это не могло произойти, например, не в декабре, а в самый разгар августа?

— Ну так что, Клей? — повторил Граймс.

— Что — что?

— Ты ведь наведывался сегодня к Бетти Бенсон, не так ли?

— По всей видимости, она уже настучала вам, что да, — признался я. — И что тут такого?

— Какие дела у тебя были к ней?

— Не помню.

— В котором часу ты туда приехал?

— Не могу сказать точно. Где-то в половине четвертого.

— А уехал?

— Часа в четыре.

— Выходит, ты пробыл там около получаса, так?

— Примерно. Минут двадцать, может, полчаса.

— Значит, ушел ты от нее в четыре часа, правильно?

— Да, приблизительно.

— Хорошо, — одобрил он. — Это вполне сойдет за признание. Если, конечно, ты сам не захочешь чистосердечно поведать нам о своей вине. Вообще-то это не обязательно, но так было бы гораздо проще.

— Какое еще признание? Что я такого сделал? Мысли лихорадочно заметались: что, в самом деле, произошло? Конечно, когда я только появился у нее перед дверью, Бетти Бенсон угрожала вызвать полицию, но потом все вроде бы уладилось, к обоюдному удовольствию. Да и не похоже это, судя по их настрою, на обыкновенную жалобу из разряда «он-ворвался-в-мою-квартиру».

— Идем, оформим тебя на постой, как полагается, — сказал Граймс. — Тебе придется здесь задержаться.

— Послушайте, может быть, вы все-таки соизволите объяснить мне, что произошло? В чем меня обвиняют?

— У тебя будет возможность заглянуть мне через плечо, — пообещал он. — Идем, малыш. Ты свое теперь уже отгулял.

Мы вчетвером вернулись обратно к стойке дежурного, где я был зарегистрирован как задержанный по подозрению в убийстве. Жертва — Бетти Бенсон. Смерть наступила сегодня, приблизительно в четыре часа дня. И пока я, ошарашенный, все еще раздумывал над крутым поворотом судьбы, меня уже вели к маленькой камере, где мне предстояло остаться в полном одиночестве.

Бытует мнение, что в самом большом и самом современном городе мира и тюрьма должна быть какой-то особенной. Ну, знаете ли, разные там хромированные решетки, двуспальные кровати, цветные телевизоры в каждой камере и вежливые охранники в космических шлемах. Мне очень жаль, но я вынужден со всей ответственностью заявить, что городская каталажка Нью-Йорка безнадежно отличается от описанного идеала, подсказанного наивной гражданской гордостью. Все те же, что и в старые добрые времена, черные решетки, тяжелые и шероховатые на ощупь, а все остальное обшито листовым железом, словно корпус крейсера, и выкрашено веселенькой желтой краской. Железный пол, железный потолок, железные стены, подвешенная на цепях железная плита — изобретение какого-то шутника из городской администрации, почему-то решившего, что кровать в камере должна быть именно такой. И все это громыхает. Когда в одном конце коридора открывается дверь, то все кругом содрогается от грохота, и звучит это так, как будто у вас над ухом ударяют в огромный гонг с заставки кинокомпании Джея Артура Рэнка.