Книга Черный скрипач, страница 141 – Эдвина Лю

А что же с другими воспитуемыми? Они выходили на свободу или оставались в тюрьме – в зависимости от того, чем кончалось их «воспитание». Дэн по обрывкам подслушанных кураторских бесед понял, что с ними делают: лишают почти всех эмоций, кроме одной-двух, а оставшееся заставляют кипеть внутри, не имея возможности выйти наружу. Люди, воспитанные таким образом, эмоционально представляли из себя ходячих мертвецов, в которых по какой-то ошибке ещё теплилась жизнь. Просто выгоревшие маги имеют некоторый шанс восстановиться – не полностью, но хотя бы немного. Они становятся простаками, чьи чувства не могут использоваться в магии, но при очень сильном желании всё-таки хоть на что-нибудь способны. Хотя бы на примитивном уровне. Здесь же из людей делали живые статуи.

Раза два или три Дэн сталкивался в коридоре или подземном узилище с местным некромантом, помогавшим кураторам. Это угловатое грязное лицо с выражением трусливой покорности, светло-серые, постоянно настороженные глаза и неряшливые светлые волосы запомнились Дэну с самого начала. Один раз, вскоре после того, как Дэнни перевели в Воспитательное отделение, некромант как будто хотел ему что-то сказать. Но куратор Поллок накинулся на него, словно сторожевой пёс на вора.

Дэн равнодушно проводил глазами удирающего некроманта. Что тот мог хотеть? О чём мог сказать? Вряд ли о чём-то важном.

И вот в первый день нового года мелодия внутри Дэна будто дала трещину. Её ровное, размеренное звучание превратилось в беспокойный пульс. Дэн изо всех сил пытался вернуть жёсткую, умеренного темпа мелодию в прежнее русло до того момента, как изменение заметит куратор. Но тот вошёл в камеру и сразу почуял перемену. Даже носом пошевелил от радости, и его пепельные глаза стали ярче и даже как-то добрее.

Дэн съёжился, вжался в кушетку, понимая, что это бесполезно. От Поллока не уйти, даже если потеряешь сознание. Он умеет доставать и оттуда. Подавив сопротивление воспитуемого, Поллок установил ментальный контакт.

- А ты боишься, - с удовлетворением сказал куратор. – За два года я первый раз чувствую от тебя отдачу. Это хорошо, нам будет с чем поработать.

Дэн хотел возразить, но куратор уже перехватил его волю – легко, потому что изменившаяся мелодия понаделала в защите трещин. Ответить Дэн не мог, не пускать Поллока куда не надо тоже. И единственное, чем сумел насолить – это постарался передать куратору ментально ту боль, которую носил в себе давным-давно. То, что никак не выходило наружу, хотя много раз требовало выхода. Накопленное в дороге, набитое, словно шишки, в противостоянии с разными людьми. И забранное у Гарольда Клейна – стариковский набор болячек, полученный при смерти ясновидца. Эта чужая и чуждая боль спеклась в Дэнни в единый ком, тяжёлый и давящий, и передавая её по ментальному каналу, которым Поллок пытался прощупать его эмоции, Дэн избавлялся от ненужного груза.

Поллок заметно побледнел, когда понял, что его подловили. И попытался разделить боль – но поток её, вырвавшийся из слежавшегося кома, оказался сильным и сбил куратора с ног. Это его и спасло: связь с Дэном прервалась.

Дэн, скованный волей Поллока, только и смог, что подумать: сейчас куратор уязвим. Если бы хватило сил на то, чтобы его прикончить! Но он даже не двинулся с места – так и остался сидеть на кушетке.