Книга Игра, страница 205 – Карина Халле

— Я жду тебя здесь уже хрен знает сколько времени! — говорит он, ударяя кулаком по столу, заставляя пену в его пиве подняться наверх.

— Что? — ору я, кровь кипит. — Мы пошли искать тебя! Ты просто ушёл!

— Я же сказал, я говорил, говорил вам, что пошёл прогуляться, — он качает головой, повторяя себе. — Я же сказал вам, что пошёл прогуляться.

— Ты пошёл в чертов паб, вот куда ты, твою мать, пошёл, утопить свои печали и упиваться своим гневом.

— Ты, — резко говорит он, глаза словно кинжалы, палец указывает на меня, — ты знаешь дерьмо про меня, да? Ага? Ты его понимаешь? Ничего ты не знаешь, так что, твою мать, не смей сидеть здесь, смотреть на меня свысока и осуждать.

— Я не осуждаю тебя! — кричу я на него. — Я указываю на правду. Ты ушёл напиться. Мы с Бригсом....

— Даже не произноси его имя, — говорит он сквозь стиснутые зубы.

— Бригс, — громче говорю я, — и я пошли искать тебя, остановить тебя.

Его голова дергается назад, словно от пощёчины.

— Остановить меня? Остановить от похода в паб, чтоб выпить пару проклятых пива? Кто ты, нахрен, такая?

— Лаклан, — умоляю я, чувствуя что все это выходит из под контроля.

— Нет! — орет он, вскакивая на ноги, стул с шумом падает на паркет. — Нет! Кто. Ты. Бл*дь. Такая?!

— Я та, кто любит тебя!

Он смеётся. На самом деле смеётся, голова откинута назад и это самый грустный и горький звук, который я когда-либо слышала.

— Любишь? Ты нахрен не любишь меня.

К глазам подступают слезы. Я медленно качаю головой, трясина затягивает меня.

— Пожалуйста, пожалуйста, просто послушай себя. Я люблю тебя.

— Если ты любишь меня, то я не чувствую к тебе ничего, кроме жалости.

— Не делай этого, пожалуйста, давай не будем идти по этому пути.

— Мне жаль тебя за то, что любишь такой унылый мешок с дерьмом, как я. Прояви немного гребаного уважения, ха?

— Ты не понимаешь.

— Я все отлично понимаю. Ты просто тупая девица, приехавшая сюда потому, что думала, что влюбилась. Держу пари, ошибаться больно.

Я не могу дышать. Просто не могу. Такое чувство, что кто-то наполнил меня водой, быстро заморозил и каждый орган внутри меня, в этот один ужасный момент, останавливается.

— Тебе нужна помощь, — удаётся выдавить мне и слова парят в воздухе между нами. — Тебе нужна помощь, Лаклан. Это не ты.

Очередной мерзкий смешок.

— Это я. Проснись, бл*дь. Я предупреждал тебя. Предупреждал тебя, какой я. Не моя вина, что ты гребаная идиотка.

Мой желудок сводит от такого количества боли, что я вынуждена закрыть глаза. Руки сжимаются в кулаки. Я пытаюсь сделать спокойный вдох, чтобы облегчить боль, но не могу.

— Знаю, мне не следовало приезжать сюда, — шепчу я себе.

— Некого винить кроме себя, дорогуша.

Мои глаза резко открываются, желчь поднимается вверх по горлу.

— Как ты смеешь так со мной разговаривать?

Я умоляю, прошу, молюсь, чтоб что-то в его глазах изменилось, чтоб он понял, что говорит, понял на кого кричит. Кто я ему. Так бывает в кино. Когда пьяный герой видит свою ошибку и трезвеет, приходя в себя, не чувствуя ничего кроме раскаяния к женщине, которую обидел, я бы приняла это, если бы он только видел, что делает со мной.

Но это не кино. В реальной жизни, этой реальной жизни, он не успокаивается. Его глаза все ещё подразумевают это, тёмные, полные такого количества ненависти, что вы можете почувствовать ее каждой частичкой души.