Книга Долг, страница 54 – Карина Халле

— Я не ем молочные продукты.

— Молочка - нет, пиво - да...

— Я противоречивая женщина, — просто говорит она, отпивая кофе. Закрывает глаза от удовольствия, делая глубокий вдох через нос. — Божественный вкус.

«Бьюсь об заклад, ты на вкус такая же», — думаю я, а стояк, которого я старался не допустить с тех пор, как она вышла из ванной, теперь распирает брюки.

Я делаю глубокий вдох и вместо этого решаю сосредоточиться на еде. То, как она ест, гипнотизирует. Этот широкий, пышный рот и удовольствие, с которым она смакует еду. Знаю, я мог бы заставить ее чувствовать себя так же хорошо, если не намного лучше, лишь с помощью рук.

Она накалывает на вилку кусочек картофеля и окунает его в желток, жест выходит практически чувственным.

Ёрзаю на стуле, прочищая горло.

— Так когда тебе снимут гипс?

Она перестает жевать, ее глаза расширяются, как будто все это становится для нее шоком. Ей удается проглотить и сказать:

— О, вообще-то завтра.

— Волнуешься?

Она рассеянно начинает гонять картошку по тарелке.

— Может быть? Не знаю. Я так привыкла к гипсу...

— Это, должно быть, облегчение, — предполагаю я.

Она кивает.

— Да. Но и неизвестность. Знаешь, это последняя часть. Все. После этого больше никаких мечтаний.

С любопытством смотрю на неё.

— Что ты имеешь в виду?

— В смысле, сейчас у меня есть гипс, и я могу представлять, каково это, жить без него. Могу притворяться, что моя нога выглядит так же, как и всегда, что я смогу ходить и бегать точно так же, как и раньше. Я имею право притворяться, что у меня есть ложная надежда, что все снова станет нормальным, — она делает паузу и хмурится. — Завтра наступит реальность. Завтра, когда гипс исчезнет, моя нога останется искалеченной, а ходить будет еще сложнее, чем без гипса... это меня пугает. Потому что все. После этого больше нет надежды.

Мне больно слышать, что она говорит так негативно, хотя я чувствую, что я единственный человек, с которым она позволяет себе быть такой пессимисткой.

— Но ты же знаешь, физическая терапия требует времени, сначала ты не сможешь ходить как раньше, но, в конце концов, станешь как новенькая. И ты всегда можешь сделать пластическую операцию на ноге, убрать шрамы, если от этого почувствуешь себя лучше.

— Могу, да, — осторожно говорит она, ее глаза встречаются с моими. — Я видела твои шрамы на боку. Почему ты их не исправил?

Я на мгновение замираю. Потом вспоминаю, что надо дышать.

— Потому что они недостаточно беспокоят меня, — признаюсь я. — Они напоминают мне, кто я, хочу я этого или нет. Кажется неправильным скрывать их. Словно это слишком легко.

— Вот и я чувствую то же самое, — отвечает она. Делает глубокий вдох, и я знаю, сейчас задаст вопрос. — Что произошло?

Резко качаю головой и занимаюсь куском бекона.

— Длинная история.

Ее ясные глаза долго-долго оценивают меня.

— Ты когда-нибудь расскажешь мне?

Дерьмо. Не могу лгать.

— Расскажу, — говорю ей.

— Обещаешь? — подняв бровь, спрашивает она, уже не веря мне.

— Обещаю, — заверяю ее и быстро меняю тему. — Итак, как насчёт компании завтра?

— Когда пойду снимать гипс?

— Ага.

— Там будет моя сестра, — говорит она. Я собираюсь сказать ей, чтобы она забыла об этом, когда она быстро добавляет: — Все хорошо. Чем больше, тем лучше. Я имею в виду, ты уверен, что хочешь?

— А почему нет?