Книга Черное солнце, страница 40 – Карина Халле

Он вынимает кляп, и я хватаю ртом воздух, двигая челюстью, все болит.

Потом смотрю ему прямо в глаза.

— Я сказала, пошел ты, — говорю я, мой голос хриплый и надломленный.

Уголок его рта приподнимается.

— Такие смелые слова для той, кто так боится пауков.

Я поворачиваю голову и смотрю на заднюю стену, на деревянные рейки и темноту за ними.

— Кажется, у тебя там целое нашествие.

— Я сам разберусь, — говорит он, и я снова встречаюсь с ним взглядом. — Ты сосредоточься на беспокойстве о собственной жизни, — он замолкает. — Хотя, должен сказать, это хороший знак, что ты им нравишься. Значит, ты уже меняешься. Создания ночи всегда будут искать ночных существ. Однажды тебе, возможно, захочется взглянуть на мир их глазами.

Я не могу понять, что это за человек. Закрываю глаза, пытаясь избавиться от его гипнотического взгляда, но все еще чувствую его запах, и от этого у меня кровь стынет в жилах.

— Что значит «я меняюсь»? — спрашиваю я его, держа глаза закрытыми. — Как меняюсь?

Я даже не знаю, зачем спрашиваю. Чтобы потакать ему? Какой смысл? Какой смысл во всем этом?

Он не отвечает. Тишина заполняет пространство.

Только это вовсе не тишина.

Клянусь, я слышу, как что-то снует за стеной, слышу, как кровь пульсирует в моих венах, электрическое жужжание верхнего света, шаги где-то далеко, машины на улице. Чем больше я концентрируюсь на звуках, тем громче они становятся, пока не начинают захватывать мой мозг.

— Вот так, — говорит он через мгновение. — Дыши глубже, Ленор. Сосредоточься на мне, а не на шуме, иначе это сведет тебя с ума.

Я открываю глаза и вижу, что он смотрит на меня со своим хмурым выражением лица, как обычно.

— Видишь, — говорит он. — Это пройдет.

И он прав. Шум стихает, и чем дольше я смотрю в его немигающий взгляд, укрытый элегантными бровями, тем больше исчезает и мой мир.

На какие наркотики он меня подсаживает?

— Расскажи мне побольше о своих родителях, — говорит он.

Мои родители. Почему он продолжает упоминать о них?

Мгновение он пристально смотрит на меня, затем элегантными шагами пересекает комнату, перетаскивая бархатное кресло, пока оно не оказывается прямо напротив меня. Он садится в него, опираясь на локти, часы из нержавеющей стали поблескивают. Сегодня на нем нет смокинга, но он по-прежнему одет в какой-то очень дорогой костюм, судя по четким стрелкам и тонкому блеску серого материала. Без галстука, просто белая рубашка с расстегнутой парой пуговиц. Его горло кажется странно притягательным, как будто я почти чувствую, как под его кожей бурлит кровь.

— Где я? — спрашиваю его.

— Я задаю вопросы, — спокойно говорит он. — Это ты привязана к стулу. И я хотел бы поговорить о твоих родителях.

— Почему? Это все из-за них? — мой голос повышается. — Хочешь выкуп? Они заплатят. У них есть деньги.

— У меня тоже есть деньги, лунный свет, — говорит он. — Денег столько, что даже не знаю, куда их девать. Дело не в этом.

— Тогда в чем же дело?

Уголок его пухлых губ подергивается.

— В тебе, конечно.

— Ладно. Отлично. Почему я? Почему я здесь? Почему ты хочешь, чтобы я говорила о своих родителях, если они тут не при чем?

— Вопрос в том, откуда ты родом, Ленор. Знаю, ты понятия не имеешь, но у тебя могут быть ответы, даже если ты сама еще этого не знаешь, — он наклоняется вперед, протягивает руку и просовывает длинный, стройный палец мне под подбородок, его ноготь заострен, и я клянусь, что с каждой секундой он становится все длиннее.