Книга Черное солнце, страница 42 – Карина Халле

Я сжимаю губы, отказываясь говорить.

— Это нормально, если не хочешь говорить, — продолжает он. — Я привык к тому, что все разговоры веду сам. Большую часть времени люди могут только пялиться на меня, их мозг превращается в комок серого вещества. С другой стороны, ты не такая. И я знаю, почему.

«Не спрашивай его почему, не спрашивай его почему».

— Тебе не обязательно спрашивать, — продолжает он, откидываясь на спинку кресла. — Сам скажу. Почему я так интересуюсь твоими родителями? Потому что на самом деле они тебе не родители. Они украли тебя в два года. Ты ведь помнишь это, не так ли? Ты помнишь, как они забрали тебя. Ты помнишь свою настоящую мать, своего отца.

Мой рот приоткрывается, его слова сталкиваются в моем мозгу с мини-взрывами.

— Нет, — говорю я ему, у меня перехватывает дыхание. — Нет. Безумие какое-то. Это… это мои родные родители.

— Ты родилась на острове Оркас, в штате Вашингтон. У черта на куличках. Красивое место, прямо на берегу океана, в окружении деревьев.

Я сглатываю, качая головой, но ложь поражает меня, как правда, потому что я вспоминаю свои сны.

— Ты лжец, — шепчу я.

Он на мгновение прикусывает губу.

— Думаешь? Я все еще чувствую твою кровь внутри себя, поющую правду. О тебе ходили слухи с того самого момента, как ты родилась. Ходили слухи, но никто толком не знал, ни у кого не было доказательств. А вот я знал. Я чувствовал тебя сквозь время. Ты — миф для всех, кроме меня.

Мои глаза зажмуриваются. Я не хочу это слушать. Даже не хочу потакать этому сумасшедшему в его странных фантазиях. Он не знает меня, не знает, откуда я взялась. Я родилась в Сан-Франциско у своих родителей, вот и все, вот и все…

— Я знал твоих настоящих родителей, — говорит он, его голос становится тихим и нежным, настолько, что мне приходится посмотреть на него. В выражении его лица есть что-то нежное, даже извиняющееся. После всего, это нервирует. — Элис и Хакан Виртаненс. Знал, что они очень сильно хотели тебя. Ребенок — это все, о чем Элис говорила. Я потерял с ними связь еще до твоего рождения. У нас были свои… разногласия. Нужно было помириться, потому что иногда мне кажется, что я мог бы остановить произошедшее, — он отводит взгляд, глаза борются с чем-то тяжелым. — С другой стороны, я привык нести смерть, а не останавливать ее.

Он снова поднимает на меня взгляд и резко выдыхает, выпрямляясь.

— Двадцать один год назад, когда пошли разговоры о том, что у Элис и Хакана родился ребенок, я был рад за них. Затем все трое погибли. Сгорели заживо в своем доме. Их убили. А именно — Элейн и Джим Уорвик.

Я не могу удержаться от смеха, хотя кажется, что внутри у меня кислота.

— Мои родители? Убили людей? О чем, черт возьми, ты говоришь? Ты еще больше запутался, чем я думала.

— Их убили, — легко продолжает он. — А потом поползли слухи. Что маленькая девочка, которую они назвали Ленор, не полностью их. Что у нее был другой отец, не Хакан. Что была причина, по которой они жили на таком отдаленном острове, окутанном тайной. Потому что та девушка, то есть ты, была… запретна.

— Ты сумасшедший, — удается мне сказать.

Его глаза сужаются, достаточно проницательные, чтобы у меня перехватило дыхание, а кожу покалывало от страха.

— Я был сумасшедшим в течение очень, очень долгого времени. Будь благодарна, что мне стало лучше.