Книга Странная барышня, страница 105 – Алла Эрра

Впервые за время своего заточения поднялась на второй этаж по мраморной лестнице. Обстановка здесь сильно отличается. Первое, что бросилось в глаза, это широкие коридоры. Двери есть, но все без замков, и выглядят они не как тюремные, а нормальные, что должны быть в любом доме. Единственное, что также угнетает, это серый неприветливый цвет стен. Интересно, у них краски во время ремонта другой не было или специально так задумано?

— Вот ваши апартаменты, Елизавета Васильевна, — показала мне монашка на одну из дверей.

«А неплохо тут», — поняла я сразу, как только переступила порог. Круглый стол, на котором стоит ваза с фруктами. Окна, пусть и с решётками, но с приличными занавесками любимого Мэри красного цвета. Несколько кресел, диванчик. Не знаю, персидские ли, но шикарные ковры ручной работы устилают пол. Кругом расставлены канделябры со вставленными свечами. Но и это ещё не всё! Есть вторая комната, которая является спальней. Ого! Такого богатства я не видела даже у мачехи, живя в Озерском.

Деревянная кровать не впечатляет шириной. Только бросаются в глаза высокая перина и горка различных подушек и подушечек. Обязательный для приличной женщины дамский столик с огромным зеркалом. Дубовый шкаф таких размеров, что в него можно повесить с десяток платьев. Кажется, я попала в царские хоромы или в нормальную “двушку” с претензией на роскошь.

Жаль, нет душа для полного счастья. Но думаю, что с горячей водой тут тоже не должно быть проблем.

— Располагайтесь, Елизавета Васильевна, — продолжила щебетать монашка. — В конце коридора есть общая гостиная. Там в свободное время собираются наши постоялицы для общения.

— И часто там собираются?

— Постоянно, Елизавета Васильевна. Правда, не все ходят. Кто-то предпочитает тишину и уединение. К тому же здесь всё, как и в любом приличном обществе: не всех принимают.

— И что происходит с теми, кто оказался чужд? — напряглась я.

— Скучают, злятся, но ничего поделать с этим не могут. А некоторые и сами предпочитают одиночество. Доктор строго-настрого запретил всему персоналу насильно заставлять дружить. Лишь волеизъявление наших постоялиц является мерилом.

— Почти свобода, получается?

— Относительная. Комнаты на ночь не запираем, но весь этаж приходится. Ложатся все по расписанию, встают тоже. Опять-таки, нарушать дневной режим нельзя. Кто против этих правил, та оказывается на первом этаже. А там, как вы успели убедиться, условия значительно хуже.

— Извините, — спросила я у монахини, — я до сих пор не поинтересовалась, как вас зовут. Вижу, что вы совсем не из простолюдинок. Очень правильная речь и манеры чувствуются.

— Мирское имя осталось в прошлом. Матушка Антонина… Но многие просто зовут Антониной.

— Очень приятно. Смотрю, большинство из служащих здесь монахинь имеют благородную кровь.

— Кровь для Бога у всех одинакова. Но вы правы. По простому хозяйству работают бывшие простолюдинки, а с больными постоялицами исключительно те, кто имеет определённые манеры и знания этикета. Естественно, такими могут быть лишь бывшие дворянки. Это и нам покаяние за грехи наши. Прислуживаем равным себе, гордыню усмиряя.

— И какой же у вас грех? — не удержалась и спросила я.

— Он только мой, — посуровела девушка. — Прошу о подобном больше не спрашивать.