Книга Странная барышня, страница 50 – Алла Эрра

— Вот что, Прохор, — сказала, подавив небольшую внутреннюю жабу. — Я должна посчитать всех живущих на наших землях. Ты поедешь со мной…

— Извиняйте, Лизавета Васильевна, — решительно встал он и поклонился. — То без меня. Потом не смогу людям в глаза смотреть, последний кусок хлеба у них забрав. Хоть кляните, хоть порите: никак не могу!

— Сядь, не перебивай и дослушай меня до конца! Платить будешь по-старому и даже чуть меньше. После пересчёта специально сокращу количество людей, но не сильно, чтобы не вызывать у мачехи подозрений. Летом заново вас всех пересчитаю и опять недосчитаюсь десяток-другой. Проверять меня никто не будет, поэтому немного ваше бремя облегчу.

— Как жешь это так, матушка?! — округлил от удивления глаза Прохор.

— А вот так. Но если ляпнешь хоть одной живой душе, то я твою бороду лично на тележное колесо намотаю и лошадку галопом пущу.

— Ох, и добрая вы, Лизавета Васильевна… Детишек, стал быть, пожалели!

— Не только их.

— Благодарствую, — прослезился старик. — В церкви буду, свечку во здравие ваше поставлю. Токмо зачем народец пересчитывать, раз счёт неправильный?

— Зато правильный вопрос. Завтра ты заезжаешь за мной в усадьбу, но мы не по домам поедем, а в город. Тайно! Я не была в нём с момента смерти отца и даже примерно не представляю, что там творится. Нужно оценить обстановку.

— Непременно буду! — опять вскочил он и начал кланяться. — Вот ведь радость-то какая на нашу голову свалилася!

Приехав обратно домой, сразу же прошла в свой кабинет и стала сверять записи Прохора с тем, что принимала Глафира. Но до конца каракули деда даже разбирать не стала, через десяток страниц выявив нестыковку. Мои лёгкие подозрения подтвердились: Глафира нагло воровала, записывая в тетрадь “Крестьянские подати” меньше, чем отстёгивали крестьяне.

Скорее всего, обворовывала, уменьшая ещё и количество проданного в городе товара. Мэри свою служанку вряд ли проверяла, а та пользовалась полученной возможностью подзаработать дважды. Вначале на крестьянах завышенными податями, а потом и на собственной хозяйке — городскими махинациями.

Это, конечно, мерзко, но если настучать по вороватым рукам Глафиры, то можно повысить доходы поместья, одновременно ещё больше снизив бремя трудового народа.

— Стеша, — позвала я служанку. — Скажи, а с кем Глашка в Кузьминск ездила?

— С Макаром.

— Пойдём-ка к нему.

Увидев нас, конюх насторожился.

— Вы где в городе с Глафирой торговали? — в лоб спросила его, стараясь отследить реакцию парня.

— То она торговала. Но не на рынке, а на окраине, во дворе постоялом сбывала всё. Ух, и бандитския там хари! Но раз тётка Глаша токмо им возила, значит, хорошую деньгу отстёгивали.

— Ясно. Спасибо. Скажешь ей, что я спрашивала, голову оторву и вместо конюшни с бабами на кухню кашеварить поставлю.

— Ни в жисть! — испугавшись то ли женской работы, то ли за свою голову, пообещал парень, истово перекрестившись.

На следующий день Прохор заехал за мной с восходом солнца. Путь нам предстоял неблизкий. Город Кузьмянск находился почти в тридцати верстах от нашего поместья, поэтому на дорогу нужно потратить около четырёх часов. И преодолевать всё это расстояние нам пришлось не в комфортабельной карете с подогревом, а на простых санях. Несмотря на тёплый тулуп, накинутый поверх шубы, я всё равно продрогла до самых костей.