Книга Освобождение, страница 7 – Кери Лейк

Оказавшись внутри кабинки, я опускаюсь на колени перед решетчатой перегородкой. Силуэт священника действует на меня не менее устрашающе, чем его лицо, которое я видела несколько мгновений назад. После нескольких секунд безмолвных раздумий я осеняю себя крестным знамением.

— Благословите меня, отец, ибо я согрешила.

Повисает пауза. Я зажмуриваюсь и глубоко дышу через нос, чтобы успокоить своё бешено колотящееся сердце.

— Когда Вы в последний раз исповедовались?

Здесь его голос кажется глуше, или, может, это у меня просто заложило уши от напряжения и давящих на меня стен.

— Очень давно.

У меня в голове все кружится, и я зажмуриваюсь ещё сильнее, пытаясь остановить этот круговорот. Снова открыв глаза, я вижу, как за перегородкой его темная фигура склонилась к коленям, обхватив руками голову, и внезапно весь гудящий у меня в черепе шум стихает.

— Все в порядке, святой отец?

— Да.

Его неясный силуэт выпрямляется, и он сдержанно произносит:

— Продолжайте.

Продолжайте. Это как раз то, что сказал бы судья. И представив, как сижу в зале, полном людей, которые с осуждением во взгляде вслушиваются в каждое мое слово, в каждую фразу, я ощущаю в груди холодную пустоту. К горлу подступает тошнота, и не успеваю я сдержаться, как из меня потоком вырывается рвота и выплескивается на скамью для коленопреклонения. Я вытягиваю руку, чтобы не упасть, и случайно толкаю дверь исповедальни. В кабинку тут же врывается свет, и я вижу на деревянной поверхности маленькие кусочки перца и салата, украшающие ее множеством отвратительных цветов. Вот черт.

Первая мысль, что приходит в голову: у меня в сумочке не найдётся столько салфеток, чтобы это убрать.

Вторая мысль… Я понятия не имею, что там за вторая мысль, поскольку слишком занята поиском салфеток, роясь во всем этом хламе, которым никогда не пользуюсь.

— Вы в порядке?

Голос отца Дэймона — это отдаленное эхо, словно предупреждение о том, с чем мне придется столкнуться, как только мой мозг очнется от шока и осознает всю унизительность ситуации.

— Я не могу… найти… у меня нет салфеток. Черт возьми! — я хлопаю по губам тыльной стороной ладони и морщусь от произнесенного ругательства. — Простите.... Простите, святой отец.

С меня хватит. Я не только осквернила исповедальню дурацким недавно съеденным салатом, но и тупо выругалась перед священником. Схватив сумочку, я встаю с колен и, словно опьянев от охватившей меня нервозности, спотыкаясь, пячусь из кабинки, перед которой уже стоит он.

— Простите, я… я просто.... я все уберу.

— Нет-нет. Мы об этом позаботимся.

— Серьезно, если у вас есть бумажные полотенца и немного... чистящего средства, я всё сделаю.

Слова на автомате слетают у меня с губ, а я даже не могу посмотреть ему в глаза. Вместо этого я оглядываюсь на стекающее на пол месиво, от вида которого меня снова начинает мутить.

— Все в порядке. Такое уже случалось.

— Это Вы так говорите. Я ни в коем случае не называю Вас лжецом, вовсе нет. Я знаю, что священники не лгут, — на глаза наворачиваются слезы, и не только из-за этого смехотворно неловкого момента, но и из-за перенесенного стресса, и я вдруг жалею, что дала обещание Mamie.

— Я... я просто…

— Если это я сказал или сделал что-то такое, что Вас смутило..., — хотя голос отца Дэймона стал менее суровым и раздраженным, его брови по-прежнему нахмурены. — Прошу прощения, у меня сегодня выдался тяжелый вечер.