Книга Распускающийся можжевельник, страница 191 – Кери Лейк

— Я даже не верю во все это религиозное дерьмо, но я был убежден, что ты была рядом со мной. Чтобы провести меня через смерть. И я, блядь не мог дождаться. Он фыркает и отводит от меня взгляд.

— Оказывается, я был неправ. Для остального мира ты была просто девушкой. Одинокая девушка по ту сторону стены. Но для меня ты всегда была чем-то большим. Воздух, когда я не мог дышать. Мой голос, когда я не мог говорить. Когда я больше ничего не мог чувствовать, я почувствовал тебя. Черт возьми, Рен, ты была моим сердцем, вливающим жизнь в тело, которое было почти мертво. Ты была для меня всем. Ты есть все.

Слезы наполняют мои глаза, и я моргаю, чтобы они не упали.

Его губы сжимаются в жесткую линию.

— Итак, да, я убил его. Я показал ему, каково это — быть во власти безжалостных. Делает ли это меня плохим человеком или хорошим человеком, для меня не имеет значения. Я готов быть тем, кем мне нужно быть для тебя.

Я хочу верить ему, но боль говорит мне не доверять любви.

— Что удерживает тебя от того, чтобы ударить кулаком в мою грудь и вырвать мое сердце?

Он качает головой и потирает большим пальцем ладонь.

— Потому что это больше не твое сердце, Рен. Оно мое. Ты — моя жизнь. Если ты умрешь, умру и я.

Я провожу пальцами по шраму на запястье, и слезы, искажая длинную белую линию, стекают по моей щеке. В прошлом мои связи с теми, кого я любила, были разорваны или истрепаны, и я чувствую, как его слова обволакивают меня, создавая тугие узлы в моем сердце. Я хочу потянуть за них, чтобы убедиться, что они достаточно прочные, но часть меня не волнует, насколько они хрупкие.

Мир уже не тот, каким он был в те дни, когда два человека признавались в любви с помощью легкомысленных подарков и слов. Теперь речь идет о совместной жизни и выживании. И чтобы выжить перед хищниками, которые съели бы нас живьем, человечество должно быть сильнее. Быстрее.

Готов стать более пугающим, чем монстры.

Как Рис.

Я шмыгаю носом и вытираю слезы со щек.

— Я ничего не чувствовала к Ивану. Никакой жалости. Никакого милосердия. Я рада, что ты наказал его так, как ты это сделал. И я рада, что он мертв. Я хочу верить, что мы не такие, как они. Но возможно, так оно и есть. Я пожимаю плечами, играя с кожаным шнурком моей рубашки.

— Возможно, мы должны быть такими. Я не боюсь тебя, Рис. Даже после того, что ты сделал. Каким бы хреновым это меня ни делало, это правда.

Он поднимается на ноги, становясь передо мной, и заправляет волосы мне за ухо. Уголки его губ приподнимаются в невеселой улыбке.

— Брак, заключенный в аду, да?

Громкий звуковой сигнал и искаженный голос прерывают его, и он поднимает рацию, которая лежит в смятой рубашке рядом с ним.

— Заключенный сбежал. Слышишь меня, Рис? Он сбежал! Сукин сын забрал Леа!

Рис переводит взгляд на меня, и от выражения его лица у меня леденеет кровь.

— Что ты наделала, Рен?

Трипп подталкивает палец у моего лица, и мне приходится подавить желание откусить его прямо от его руки.

— Она была последней в той комнате! Рэтчет сказал, что впустил ее, и как только она ушла, Леа пропала.

— Я не освобождала его.

— Но это именно то, что ты просила меня сделать. Обвиняющий взгляд Риса преследовал меня всю обратную дорогу до шахты и с тех пор не ослабевает.

— Я этого не делала! Я говорю тебе! Он был прикован, когда я оставила его! Как ему удалось сбежать с Леа?