Книга Сделай со мной... это, госпожа, страница 63 – Анна Жнец

— Охра?

Сначала картинка была мутной, нечеткой. Контуры вещей двоились. Теневир то и дело превращался в размытое пятно. Глаза болели и казались сухими, воспаленными. Хотелось тереть их пальцами или увлажнить специальными каплями из аптеки. Наконец мне удалось сфокусировать зрение.

Я собралась окликнуть мужа, который в данную конкретную минуту стоял спиной к кровати, но подчинить себе голос было непросто. Тело не слушалось, тяжелое, вялое, еще не до конца осознавшее себя живым.

Когда я снова попыталась заговорить, горло пронзила резкая боль. Я вспомнила, как умерла Кхара. Ее задушили. Сейчас я очень отчетливо ощущала, что моя шея — один обширный кровоподтек. Теперь недели три придется носить шарфы или туники с высоким воротом, маскируя все это безобразие под одеждой, иначе у окружающих возникнут вопросы.

— Охра?

К счастью, попытки заговорить можно было отложить на потом, ибо Теневир обернулся и заметил, что его мертвая жена открыла глаза. Судя по его лицу, он меня узнал. Слава тебе, Господи! Не надо ничего объяснять или бояться повторного удушения.

Я устало моргнула, мол, да-да, это я.

Теневир метнулся ко мне и упал рядом на матрас.

Я испугалась, что от радости он сметет меня в сокрушительном объятии. От этой мысли мое измученное тело напряглось в ожидании боли. Благо страхи не оправдались. Хотя Теневир и желал прижать меня к себе крепко-крепко — это его желание было видно невооруженным глазом — но сдержался, обнял нежно и бережно, как хрупкий сосуд, каким я себя и ощущала.

— Боги, это действительно ты!

Его взгляд жадно зашарил по моему лицу, пальцы застыли в воздухе над жуткими синяками на горле.

— Больно? — выдавил он из себя глухим голосом.

Вместо нормального ответа из моей груди вырвался мучительный хрип. Изнутри по горлу словно полоснули ножом. Аж слезы брызнули. Но последнее даже пошло на пользу — глазам стало легче.

Теневир нахмурился. Мне показалось, что он вот-вот начнет извиняться за те страдания, что я сейчас испытываю в теле его задушенной жены, но нет. Никаких извинений. Только бездна вины во взгляде.

И любовь, глубокая, бескрайняя, как океан.

— Охра. — Теневир свел брови и напрягся, затем выдохнул с усилием: — Олга.

Он облизал губы и попытался опять, глядя мне в глаза:

— Олга. Огла. Ол-л-льга.

С третьего раза у него получилось произнести мое имя правильно, и он посмотрел на меня с гордостью за эту маленькую победу.

Захотелось рассмеяться от счастья и затопившего меня тепла.

Отходить от клинической смерти тяжело. Я прочувствовала это на собственной шкуре дважды. В первый раз — после отравления, когда моя душа только перенеслась в другой мир. Два дня меня полоскало в уборной так, что казалось, вывернет наизнанку. Наверное, организм выводил токсины.

Во второй раз было еще сложнее. Синяки на горле болели долго, сходили медленно. Шейные платки и одежда с высоким воротником прочно вошли в мой гардероб на весь последующий месяц. Голос вернулся только спустя неделю и первое время напоминал воронье карканье. Я говорила шепотом или старалась общаться жестами.

За моими страданиями Теневир наблюдал молча, но с таким лицом, будто мысленно стегал себя по спине огненной плетью. Он тележками таскал мне от лекарей разные целебные зелья и снадобья. Следил, чтобы слуги подавали мне на стол правильную еду — перетертую, не слишком холодную и не слишком горячую.