Книга Между стенами, страница 92 – Вэнди Джинджелл

Джин Ён вернулся в комнату, держа одну руку в кармане, казалось, с единственной целью — бросить мрачный, убийственный взгляд в сторону Атиласа, когда тот пересекал комнату. Этот пристальный взгляд задержался на нём, когда он неторопливо прошёл на кухню, но Атилас был невозмутим. Если бы у меня и были какие-то сомнения насчёт того, что кто-то из тройки мог слышать всё, что говорилось в доме, то эта сцена развеяла бы все сомнения.

Я налила Атиласу еще одну чашку чая.

— Хочешь сказать, что если бы ты пытался сблизиться со мной, то намеренно позволил бы ранить себя, чтобы подобраться ко мне?

— С сочувствующими гораздо легче работать, чем с подозрительными, — объяснил он. — В конечном итоге, результат стоит некоторых физических травм.

— Иногда ты реально жуткий, знаешь? — сказала я, уставившись на него, и услышала раскатистый смешок Зеро.

— Если ты только сейчас это поняла, Пэт, — сказал Атилас, — я действительно боюсь за тебя.

Я показала ему язык и побежала обратно на кухню с чайником. Не то чтобы он был неправ насчёт моей слабости, если её можно так назвать; скорее, для нормального человека это не слабость. Желание помочь пострадавшим людям не должно быть чем-то таким, что другой человек мог бы увидеть и решить использовать как способ сблизиться.

И всё же мир был таким, каким он был, а не таким, каким я хотела его видеть. И в мире были и такие люди — или, по крайней мере, такие люди определённо были как в Между За. Мне было бы полезно запомнить совет Атиласа. Зеро однажды сказал что-то очень похожее о тех, кого я воспринимала как семью, и даже если бы я не хотела слушать его в тот момент-даже если я была не вполне согласна со всеми его выводами, — сейчас меня поразило, что мне придётся быть более осторожной.

Я увязла в том, чтобы людям, и от меня было бы мало толку, если бы я не могла отличить людей, которым нужна помощь, от тех, кто просто пытался присвоить её себе. Я не хотела уподобляться своим психам, чьи эмпатия и чувства были вырезаны хирургически, но и позволить себе заблуждаться в своих собственных я тоже не могла.

Когда я вошла на кухню, увидела трепещущие края Между вокруг выступа у одной из стен.

— Вот блин! — сказала я.

Джин Ёна нигде не было видно: в кухне ощущался лишь слабый запах его одеколона. Но на кухонном столе стояла старая бутылка из-под портвейна, которой уж точно не должно было быть там, где она стояла, и уж точно солнце не должно было светить сквозь неё, показывая её пустоту.

Из раковины уже доносился насыщенный аромат портвейна с примесью чего-то более лёгкого. Чего-то, чего тоже не должно было быть в содержимом вина или раковины.

Я шагнула к раковине и прикинула взглядом её содержимое.

— Боже правый! — сказал Атилас позади меня, в его голосе слышалась лёгкая насмешка. — Кажется, ты учишь вампиров дурным привычкам, Пэт!

— Не сваливай всю вину на меня! — возмутилась я. В шалости не было никакой утончённости: в кухонной раковине лежал весь запас лавандового «Эрл Грея», который я купила для Атиласа, — весь он был пропитан содержимым последней оставшейся бутылки старинного вина Атиласа.

Всё было испорчено; чай и вино — полностью уничтожены.

— Если бы я пыталась досадить тебе, я поступила более умно, — сказала я Атиласу.

На его лице на мгновение мелькнула улыбка.