Книга Лучи другого солнца, страница 109 – Лия Джей

Зара лишь тихо хмыкнула в ответ. В отличие от Адель, готовой всюду найти повод повеселиться, в Зарине увиденное вызывало щемящую жалость. Жалость к Рите, потерянной и беззащитной, и Лиле, самовлюбленной и самоуверенной до слепоты. Она жалела их обоих, ведь они обе были жертвами излишнего доверия: к окружающим или самой себе — неважно.

Нельзя полностью отдаваться одному человеку, нельзя и полностью рассчитывать лишь на себя. Во всем и всегда должен быть баланс.

Вот только мой баланс — между разумом и чувствами — постоянно скачет. И как с этим жить?

— Позови Алю — бросила Лисичка подруге, юркая обратно в комнату. Шоу окончилось, можно было возвращаться к манящей чашечке апельсинового чая. — Наверняка, сидит там одна, скучает.

Зара кивнула и направилась к соседней двери. Но стоило ей сделать пару шагов, как ее взгляд зацепил листок, лежащий на полу возле входа в 317. Желтый, в тонкую линейку — на таких же оставляла записки тайному другу Аля. Зарина недоуменно нахмурилась, подняла листочек и повернула его обратной стороной. Там черные завитки букв сплетались в стихотворение:

Бабочки в коконе крылья раскроют.

Бежишь ты за нею, бегу за тобою.

Она, словно птица, у солнца летает,

Мотыль же вспорхнет — и вмиг замирает.

Не может подняться. Он сложит на дне

Надежды, чтоб крылья не сжечь на огне.

Потушим же свечи, нет смысла гореть,

В конце ведь нам всем суждено умереть.

Пробежав глазами последнюю строчку, Зарина резко отпрянула. От стихотворения веяло отчаянием и грустью — эмоциями, так, на ее взгляд, не свойственными Алине. Эта тихая, добрая девушка, готовая в любой момент разрядить обстановку своей детской улыбкой, не могла написать такое. Но листок был явно из ее блокнота.

Надо, наверное, отдать ей стихотворение. Или…

— Все в порядке? — прозвучал мягкий голос за спиной Зарины. Девушка обернулась и наткнулась взглядом на не понятно откуда взявшуюся на третьем этаже Миранову. Из своего кабинета та обычно выползала лишь на время лекций или ВД. В остальное время учениками занималась Дарья. — Выглядишь весьма озадаченной.

— Да… Нет… Все нормально, — выдавила Зарина, поспешно пряча листок в карман и отвлекая внимание широкой улыбкой.

— Ладно, — дернула уголком сухих губ Миранова. — Захочешь, чтобы было отлично или как минимум хорошо, приходи. Так-то вход на второй этаж без сопровождения запрещен, но тебе как особенной ученице, — серые глаза загадочно блеснули, — я сделаю одолжение. Подумай, Зарина Крылова.

Она заговорщицки вздернула брови, а затем зашагала прочь по коридору. Проводив Миранову взглядом за угол, Зара невольно скривилась. Уж очень эти брови были похожи на мохнатых черных гусениц, один вид которых вызывал у Зарины тошноту.

Что она имела в виду, назвав меня особенной? Знает ли она про мой дар? Если да, то про какой из двух? Или, может, ей уже известно, что я из другого мир? Тогда дела обстоят намного хуже.

Зарина устало провела рукой по щеке. На ладони остались блестки-звездочки. Вытерев их о джинсы, она выудила из оттуда листок, собираясь еще раз прочитать стихотворение. И вдруг заметила на обороте слово страх. Зара поскребла его ногтем, хоть и понимала, что это не поможет буквам исчезнуть. Надписи, оставленные ее даром, всегда намертво въедались в бумагу. Вдруг буквы заискрились и прожгли лист насквозь. С досадой и яростью Зара сжала зубы, собираясь смять ненавистный кусок бумаги.